Рассветы, как крылья, растут за плечами

Владимир Архипов

Юбилеи бывают разными. Наш земляк, член Союза писателей России, автор 39 книг для детей и взрослых Владимир Афанасьевич Архипов в эти весенние дни отмечает 60-летие казахстанской целины и 50-летие, как он молодым поэтом, после окончания Московского литературного института им. А.М. Горького, приехал на строительство Байкало-Амурской магистрали. Его первое стихотворение «Столица БАМа» стало гимном великой стройки, а крылатые призывные слова – «Целина продолжается БАМом», стали его поэтической жизненной судьбой. И вполне естественно, что мы сегодня публикуем подборку стихов В.А. Архипова, написанных в те незабываемые годы…

Такая любовь

Я в детстве стихи
Написал про любовь.
И руку пожал мне
Товарищ Светлов!
Еще несмышленыш,
Еще карапуз
«Гренада, Гренада», -
Твердил наизусть.
Я знал, что Гренада
В Испании есть.
Гренада – свобода!
И вера! И честь!
С «Гренады» любовь
Разгоралась во мне
К росинке, травинке,
К великой стране.
К романтике прыгнув
В тугое седло –
По нашим просторам
Меня понесло.
Судьба кочевая.
Весна. Ковыли.
Кружат меня ветры
Целинной земли.
Эх, жизнь молодая, -
С мечтой пополам!
Мой будущий поезд
Со станции БАМ!
Мы – мирные люди,
Не мчались в боях –
Мы трассу рубили
В каленых снегах.
Мы звезды любили.
А звезды порой
Для нас зажигались
Могильной звездой.
Два подвига века –
Дорога одна!
И пели мы песню:
«Жила бы страна…»

Молодость на погрузке зерна

к 60-летию стихотворения (1964-2024)

От работы хмелеет молодость!
Степь, как печка, раскалена.
Как громадные слитки золота,
Здесь под небом бурты зерна.
Кто замешкался там?
Лопатой
Вместе с нами зерно подхватывай!
И кидайте, милости просим,
Прямо в кузов и прямо в осень.
С лёту листья горячей кожей
К «МАЗу» лепятся на стекло.
Грузим, грузим пшеницу…
Может, грузим своё тепло?
Зёрна трогаю я руками
Зёрна тихо внутри гудят,-
Чуть подрагивая боками,
Словно наши сердца горят.
С тёплой солнечной позолотой,-
Взгляду праздному не видны,
Загораются капли пота
На пространстве моей спины.
За машинами пыль осталась –
Хлеб нагруженный увезли.
Но осталась моя  усталость
Рук нагруженных от земли!
Всё великое и всё крошечное
В этом мире живёт любя…
Понемножку, как по зёрнышку,
Отгружаем жизни себя!
Мы не думали о зарплате,
Забывали порой про быт.
Сколько людям тепла отдать нам
На земном пути предстоит?
…Но пришло время стужи, рвачества!
Понимаю на склоне лет,
Что красивее и богаче нас
Никого в этом мире нет!

Первопроходцы

Нет тропинок, дорог накатанных.
Беркутиные тени плывут.
Тешем кол.
Ставим наспех палатку мы,
Пьём, захлебываясь, синеву.
Нам хотелось в места глухие.
Там, где сердце твоё – набат.
Там, где запросто ветры злые
Высекают кровь на губах.
Нам хотелось рассветом влажным
Разметать костры на юру,
Ощутить,
как росинка каждая
Посылает тебе зарю.
Очень ласковыми пригоршнями
Брать дремотные соки земли.
Нам хотелось прийти в нехоженые –
Мы в нехоженые пришли.
Первый кол.
Первый вечер синий.
Первый раз зажжены костры.
Спят ребята в траве.
А с ними
Спят отточенные топоры.

Рассветы, как крылья, растут за плечами

Разбужен и поднят
Ударом в плечо
Командой-приказом –
Рассветным лучом!

Работа! Работа!
Как ходит бедово
В глазах моих солнце
Бочонком медовым!

Разбудим, товарищ,
Степной материк!
Прораб суховеи
Вовсю материт.

Моторов пугаясь,
Летят беркутята.
Богато живу я –
Рюкзак да лопата.

Девчонки любимой
Дарю не ромашки –
С водою холодной
Походную фляжку.

Идём к горизонту,
Как черти, отчаянно.
Рассветы, как крылья,
Растут за плечами!

Повариха лена

Проходит повариха Лена.
Стучит посудой там и тут.
Как будто русские легенды,
У Лены локоны плывут.
Взлетают руки вдохновенно
Без разных колец и перстней.
И дышит нежно, дышит снежно
Передник чистенький на ней.
И, как Амура, стрелы лука
На стол ложатся. Неспроста
Сосед мой Колька ложку с супом
Пронес внезапно мимо рта.
Я числюсь новеньким в бригаде.
Я рад, как мальчик, от души
Словам-призывам без парада,
Порою острым, как ножи.
И Лене – девушке из Пскова.
Она, забросив все дела,
С картины батюшки Крамского
К нам «Незнакомкою» сошла.
Полна простого обаянья,
Его надменностью прикрыв, -
Как о любви воспоминанье,
Иль только первый к ней порыв?
Не знаю я то время суток,
Но близок миг уже, когда
Моя – поверьте! – ложка с супом
Пройдёт внезапно мимо рта!

Холодок одиночества

Я ночую в степи.
Край глухой, незнакомый.
Вот и спичкам конец –
не разложишь костра.
Здесь, за тысячи вёрст,
от желанного дома
о тебе моя память
горька и остра.
Тонет голос во мгле.
Ходит ветер без отчества.
И послушно свой бег
совершает Земля.
Прямо в душу летит
холодок одиночества
с неприветливых колких
усов ковыля.
А Земле до меня –
никакого нет дела.
Ей вращаться, как век,
или десять назад.
Приходи ко мне, слышишь,
в той кофточке белой,
на которой
какие – то птицы летят.
Одинокому быть –
это слишком жестоко!
Бездыханность гнетёт,
холод бьёт наповал.
Ох, как надо, чтоб кто – то,
хотя б издалёка,
мне надежду дарил,
без костра согревал.
Жизнь – не райские кущи,
а камера пыток:
искушенье грехом,
испытанье судьбой.
Если в сердце любовь
безнадёжно убита,
значит, ночь без рассвета
навечно с тобой.
Приходи же в той кофточке,
близкой до боли,
ты мне волосы ласково
тронешь рукой.
Здесь в простуженном поле –
студёной неволе –
сразу станет просторно,
тепло и легко.
...Скоро будет рассвет.
Снова ветер подует.
Вот поводит усами
ковыль в тишине.
Он пока молчалив.
Он пока лишь в раздумье:
отпускать отдыхающих птиц
или нет?

Горсть земли

Космонавт Валерий Быковский взял в полёт горсть родной земли.

Вот горсть земли.
Твердишь предвзято:
Неярок символ, да и стар.
…Набрякшее грозой и мятой,
Растёт торжественное:
«Старт!».
Не вам, деревья и деревни,
В глаза задорные глядеть.
Вздыхает молодо и древне
Галактик тронутая твердь.
Роняют звёзды вспышки-линии.
И, с кораблём летя во мгле,
Они – слепящие, как линии,
Напоминаю о земле.
Восход не всплыл чертою медною,
А космонавт в луга шагал,
Задумчиво и очень медленно
Платок для горсти доставал.
Плескалась ночь осокой, утками.
С землёю замерла рука,
Когда в ладонь тревожно стукнулись
Тугие капли холодка.
Туманы синие России,
Глаза людей и гул лесов,
Грибные дождики косые –
Его дыхание и любовь.
…Там шесть часов.
Спешат с работы.
Бросают окна огоньки…
Земля, далёко ты? Всего-то
Одно движение руки.

1964г.

Степной мираж

Целый день машина в беге.
Вспомнишь, степью колеся:
«Пропадай, моя телега –
Все четыре колеса!»

Степь была моей молитвой.
Дело – пело, душу жгло.
Поле битвы после битвы
Опустело, заросло.

В поле том печаль и сонность,
Да сурок в кипеньи трав.
Далеко, за горизонтом,
Град целинный – Кокчетав.

В переводе – Синегорье.
Но не радует пейзаж –
Синевы, конечно, море,
Вместо гор – степной мираж.

Все миражно в мире, зыбко, –
Словно летние дожди, –
И победы, и ошибки,
И границы, и вожди.

Неужели в самом деле
Мы – миражная страна?
До небес вчера гремело:
«Казахстан и целина!»

Жил народ семьёй единой.
Целину пахал Союз –
Братья– русский, украинец,
И казах, и белорус.

Неужели всё, что было,
Жизни доброе зерно
Чёрной бурей, слоем пыли
Навсегда погребено?

В поднебесье виснет беркут.
Что в потерянном краю
Он высматривает сверху?
Может, молодость мою?

День придёт и снова вспашем
В судьбоносную весну
И полей, и душ погасших
Не мираж, а целину!

Вечны дружба, дух целинный
И любви моей кураж.
Вечен оклик беркутиный,
Остальное всё – мираж!

Солнце свойски щурит веко,
Глаз оранжевый кося…
«Эх, лети, моя телега –
Все четыре колеса!»

Столица БАМА

Я славлю тех, кто смотрит молодо,
Их жажду поиска и риска!..
Хожу по будущему городу,
Где нет родных и даже близких.
Твой норов - для меня загадка.
И, как о друге беспокоясь,
Ты начинаешь по порядку
Свою бесхитростную повесть.
Глядишь восторженно и нежно,
А хмарь дремуча, лес простужен.
Ты, как подснежник из-под снега,
Глядишь – а сам дрожишь от стужи.
Потом – ещё цыплёнок хрупкий –
Айда по небу клювом хрупать.
Иду: вот щебень, рядом стружки –
Общепонятные скорлупки.
Мне по душе у стройки строгость,
Людей обветренные губы,
И днём и ночью на дорогах
Автомобилей перегуды.
Какая ширь перед глазами!
Плывут к окраинам закаты
И краснопёрыми хвостами,
Как рыбы, бьют по перекатам.
Вот вздыбились над бездорожьем
Две пары рельс, как два оленя…
Мой город, нет тебя дороже –
Я твой от самого рожденья!
Ты – молодой. Я тоже – молод.
И даль для нас, как мир, открыта.
С тобою мы, таёжный город,
Как корабли
Перед отплытьем.

Взгляд с вершины Станового хребта

Становой хребет в Восточной Сибири – водораздел бассейна рек Северного Ледовитого и Тихого океанов.

Я стремился к облакам –
Тучи ходят по бокам.

Высоко я, друг, взлетел –
Здесь земной водораздел.

Прыгают с уступов речки,
Словно в детстве кошки с печки.

А с вершины их излуки –
Как раскинутые руки.

Знает даже бурундук –
Кто на север, кто на юг.

Золотинка деловито
Катит воды в Ледовитый.

А сосед Холодникан
Рвётся в Тихий океан.

Под ногой кедровый стланик
Тоже рвётся к океанам.

Над седым стою туманом
Первобытным истуканом.

Долго я себя морочил
Испытанием на прочность.

Мёрз в степях, тонул в глубинах –
Мир открылся на вершинах.

Да, Поэт сказал недаром:
Он, Поэт, – как «Вождь Земшара».

В муравейнике людей –
Как в плену у дикарей.

Жил я честно.
Между прочим,

Беспартийным комсомольцем.
И теперь мой верный друг –

Беспартийный бурундук.
Кто твердил – какая жалость! –

Жизнь на море зарождалась?
Жизни первые истоки –

На вершине белобокой!
Сплю в палатке, как убитый, -

Головой на Ледовитый.
Тихий океан порошей

Будит утром за подошвы.
Что ты так стучишь, сердечко?
Мы – как миг, вершины – вечны!

Но зато я, выпив чаю,
Первым солнышко встречаю.

Первый поезд в Якутию

Блещет стужею даль открытая.
Подтянулся и замер лес.
Но рабочий гудок Беркакита
Расколол тишину окрест.
Наши лица куржак окутал.
В наших жилах – горячий гуд.
Открывай, королева Якутия,
Кладовую угля и руд!
Ветер шалый. Шаги над бездною.
А под бездною – мерзлота.
Но ложилась дорога железная
На ладонь Станового хребта.
Позади – Золотинка, Нагорная.
Впереди – километры трубят.
Мы растили рельсы упорно,
Может быть, мы растили себя?
Юность, юность!
Где стрелы просек,
Где таёжная стыла мгла,
Твоя сила, как корни сосен,
В земляные пласты вросла!
Всё нам снится гудок рабочий!
Рановато нам на погост!
На земле мы колючки топчем,
А глазами касаемся звёзд!
Доброты кладовая – безмолвна.
К ней бы рельсы, да новый путь!
Чтобы поездом юности,
Как застёжкой на молнии,
Грудь земли –
распахнуть!

Рельсы на вечной мерзлоте

Мы все романтиками были –
Тянули рельсы, жгли костры.
И вдруг могилу зацепили –
Из той, гулаговской поры.

Мы поклонились праху вечности
И написали на кресте:
«Кому-то спать на Новодевичьем,
Кому-то – в вечной мерзлоте…»

Я вспомнил БАМ…

Я вспомнил БАМ – в тайгу десанты,
Как я дружил с бензопилой,
Как мы гордились школьным бантом
Хозяйки кухни полевой.

Москвичка – хрупкое создание.
Смешно сказать: рабочий класс.
Она своим очарованием
Как будто согревала нас.

Для нас, продрогших и усталых,
Хозяйка хвойного стола
Была в тайге цветочком алым,
Заветной звёздочкой была.

Я вспомнил БАМ не понарошку.
Я вздрогнул, други, неспроста.
Я молод был!
Я даже ложку
Пронёс однажды мимо рта!..

На дальней станции Амурской

От Москвы до Большого Невера
Ходят волны дикого клевера.

От Москвы и до самого Тихого
Поезда, как будильники, тикают.

А в Большом, но дремотном Невере
Я грущу в привокзальном скверике.

Край амурский, сквозные дали
Много разных людей видали.

Кручи рек и леса поджарые
Помнят песнь казака Хабарова.

И Лазо помнят эти сопки.
Он сожжён в паровозной топке.

Будьте прокляты интервенты!
Вот он, в сквере, – на постаменте!

Только славный герой в обиде –
За репейником он не виден.

Здесь когда-то и я с друзьями
Пел про звонкие рельсы БАМа.

О как были отчаянно молоды
Наши души с распахнутым воротом!

Нет, за молодость нам не стыдно –
Мы построили БАМ и Тынду!

Нет, не зелено то, что молодо –
Дали уголь, руду и золото!

Сколько лет в горделивом Невере
Билось сердце русского Севера!

В шумной Тынде и славном Невере
Мы Отчизне, как матери, верили.

Но случилось: до самого Невера
Снова духом чужим повеяло.

Но случилось: герои-романтики
Стали лишними, словно фантики.

Здесь, где мы распевали о счастье,
Бомжеватые типы шастают.

Даже в облике типов странных
Тень забвения и дух бурьяна.

Прорастает моя эпоха
Всяким разным чертополохом.

Но стучат – и на том спасибо –
День и ночь поезда Транссиба.

Шепчут губы в забытом Невере:
«Я в Россию,
В Россию верую…»

Рассветный ветер

Между сопок розовеют ели.
Подстелив туманы под бока,
Как дитя в волшебной колыбели,
Город спит.
Без имени пока.

За ночь отдохнув, проснулся ветер,
Из тайги решительной волной
Он ворвался в город на рассвете,
По-сибирски свежий, озорной.

В комнатушку к нам, раздвинув створки,
Ветер юркнул, книгу разыскал.
И её от корки и до корки,
Словно человек, перелистал.

---