Дорогие читатели в Литературной газете за 11 сентября 2024 года вышло интервью главным редактором «Золотой Лестницы» Инной Казимировной Силенок. Интервью взяла Лилия Александровна Гадель.
О посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР) рассказывает специалист по работе с тяжёлой психологической травмой.
Сегодняшняя ситуация в стране и мире может стать началом длительного периода, когда посттравматическое стрессовое расстройство станет едва ли не самым частым диагнозом. Всё больше случаев ПТСР у людей разных категорий. Кто-то тяжело пережил пандемию, потерял близких, увеличилось количество беженцев и переселенцев, переживших травматические события, сложная ситуация в «новых» и приграничных регионах, которые, по сути, стали прифронтовыми. Возвращаются с СВО наши воины, которые перенесли ранения и пережили опасные ситуации. Если у человека есть ресурс преодоления трудностей, веры в себя и вообще веры, то ПТСР у него, скорее всего, не разовьётся. Если в ситуации угрозы жизни по¬падают люди с погранично-аномальной структурой психики, у них чаще всего развивается ПТСР, и в достаточно тяжёлой форме.
На вопросы по этой животрепещущей теме отвечает психотерапевт Инна Казимировна Силенок (на фото).
– Как определить ПТСР, как оно проявляется в поведении человека?
– Появляется ряд физических, поведенческих, эмоциональных и когнитивных симптомов: поведение становится стереотипным, человек не видит выбора. Происходит фиксация – жизнь законсервировалась, остановилась, человек некритично относится к своим действиям и не замечает, что он делает что-то не так. Либо зацикливается на том, что всё плохо. Внешний стимул не соответствует сильной реакции, т.е. поведение не адекватно. Обычно человек обращается к врачам с паническими атаками, бессонницей, нарушениями пищевого поведения, обострением психосоматических заболеваний. Обследования не показывают органических патологий, а самочувствие ухудшается: начинаются проблемы с памятью и восприятием действительности.
– Какие методы вы используете? Какое время требуется, чтобы излечиться? Что может сделать сам человек?
– Сам человек с ПТСР справиться не может, это заболевание, необходима работа специалистов, и процесс излечения не быстрый. Я разработала ультракраткосрочные методы работы с травмой и ПТСР, обучила им большое количество психологов. Могу снять ПТСР за один-два приёма, но каждый приём занимает полтора-два часа. Работаем не с симптомом, а с триггером сегодняшнего состояния. Мы получаем контакт с первым эпизодом, он случается задолго до последних травматических ситуаций. Часто что-то детское, не связано с настоящим, там формируется шаблонная реакция в ответ на травматические обстоятельства, которая потом развивается в ПТСР.
Когда мы используем метод десенсибилизации и переработки движениями глаз (EDMR или ДПДГ), создаётся максимальная сенсорная перегрузка, идёт работа с внутренним диалогом, который тогда сформировался. Это позволяет сделать переработку по всей цепочке, а ПТСР – это несколько цепочек, соответственно, таких переработок много. Большая нагрузка для человека, но помогает полностью справиться с ПТСР. Панические атаки могут быть вызваны гормональными нарушениями, другими органическими сбоями в организме, поэтому надо убедиться, что этого нет, тогда можно работать такими методами. Эффективность за 20 лет проверена тысячами моих клиентов, индивидуально и в групповом формате.
– Вы работали в нескольких чрезвычайных ситуациях: Крымск, Донецк, пункты временного размещения в зоне СВО. Как специалистам сохранить собственную психику?
– Я вывозила целые команды специалистов и отвечала за каждого. Работа в режиме ЧС предполагает большое количество людей, которым необходимо помочь, много человеческой боли пропускается через себя. Необходимы меры психогигиены, нужно отслеживать собственное психоэмоциональное и физическое состояние, замечать состояние коллег. По возвращении нужен отдых, сон, хорошее питание, двигательная активность, положительные эмоции, работа с психологом (мы помогаем друг другу), а некоторые случаи выносятся на супервизию, чтобы всё переработать и не оставить «осадков».
– Как вести себя близким и родным, если рядом человек с ПТСР?
– Надо запастись терпением, жить с таким человеком нелегко: он может быть в агрессии или в депрессии. Важно понимать: чем хуже человек себя чувствует, тем хуже он себя ведёт, поэтому есть последствия – распадаются семьи, разрушаются близкие отношения. Одно из проявлений ПТСР как раз разрушение взаимоотношений с окружающими, возникает страх близости или наоборот, стремление нарушать границы другого человека. Особенно тяжело, когда ПТСР усугубляется алкоголем и сочетанием алкоголя с антидепрессантами. Важно вовремя уговорить близкого человека обратиться к психологу, специалисту по травме.
Провести медицинское обследование, найти психотерапевта. Грамотные специалисты работают и с членами семей, я часто общалась и с жёнами участников СВО, а если супруги не было, то с родителями, с детьми. В зависимости от возраста детей нужно объяснить на понятном им языке, что происходит с папой. Если человек стал инвалидом при других обстоятельствах, тоже надо разговаривать со всеми членами семьи: объяснять, как общаться и взаимодействовать, как проявлять терпение и внимание, как не фиксироваться на негативном поведении родственника с ПТСР.
Семьям надо научиться обращать внимание на позитивные моменты, поощрять позитивное поведение и вместе радоваться любым положительным изменениям.
– Появилась новая аббревиатура – КПТСР: комплексное посттравматическое стрессовое расстройство. К основным симптомам добавляется стойкая негативная Я-концепция. Какие особенности терапии в данном случае?
– В своих методах работы я закрепляю на уровне личностного своеобразия ту новую идентичность, которая возникает, когда сняты все психологические травмы, переработаны все эпизоды. Очень важно сформировать новую Я-концепцию, человек должен осознать себя как личность, способную преодолеть тяжёлые жизненные обстоятельства.
Сегодня – как человек-победитель, защитник родины, профессионал с большим потенциалом. После переработки травматических эпизодов высвобождается большое количество энергии, её необходимо направить на какой-то новый проект, на путь личностных изменений и достижений. Это будет мотивировать на позитивные созидательные действия, требовать вложения сил. Если действий не будет, то привычка к высокому уровню адреналина может разрушать человека. Это важно при любой психологической проблеме. Если мы закрепляем изменения на уровне идентичности, то не будет откатов назад в прошлое и в ПТСР.
– Может ли человек с ПТСР или КПТСР быть опасен для близких и общества?
– К сожалению, да. Если у человека есть привычка реагировать нападением, то он может напасть, когда ему что-то покажется опасным. Например, в состоянии высокой тревоги он может решить, что кто-то представляет для него угрозу, и сработает автоматическая реакция. Потому и важно как можно скорее заняться лечением и возвращением человека к нормальной здоровой жизни.
– Как долго длится такое расстройство, стоит ли надеяться, что само пройдёт и время лечит?
– ПТСР может продолжаться годы и десятки лет. У меня были клиенты, которые заболели в 20–30 лет, а ко мне обратились в возрасте 70 лет и старше. Само по себе ПТСР не проходит, с годами состояние усугубляется, врачи сначала ничего не находят, но со временем начинают проявляться проблемы со здоровьем. Гипертония становится хронической, хотя обычно давление повышалось на фоне стресса и травмы. Усугубляются нарушения пищевого поведения. Была клиентка, у неё брат разбился на машине, когда ей было 20 лет, потом были другие травматические ситуации, конечно, но именно это стало самым страшным потрясением. Она вспомнила, как гроб стоял во дворе и батюшка сказал всем, что можно попрощаться, она поцеловала лоб брата и вдохнула запах вещества, которым обрабатывают трупы. Тогда подумала, что она вдохнула запах смерти, и с этого момента начала постоянно болеть, врачи ничего не находили, а её состояние постоянно ухудшалось. Со временем организм стал отвергать любую пищу, она дошла до полного измождения, болезнь продолжалась около 50 лет. После нашей работы, когда мы переработали все эпизоды, состояние улучшилось, но полностью излечиться после 50 лет, конечно, невозможно.
– Наркологический аспект ПТСР. Алкоголизм и наркотические зависимости имеют серьёзные социальные и соматические последствия…
– Люди с ПТСР плохо себя чувствуют, и часто на фоне бессонницы, тревожных состояний, приступов панических атак это сопровождается алкоголем и психотропными веществами. Я знаю и примеры обратного действия, когда тревога и панические атаки обострялись после употребления этих веществ, и всё это на фоне ПТСР. При наличии зависимостей от алкоголя или наркотиков нужно работать в команде с психиатрами и наркологами. В реабилитационных центрах всегда есть психологи, которые умеют работать с травмами и зависимостями. Также важно наладить контакт с семьёй. Только комплексными мерами можно вылечить человека, привести его в состояние ремиссии, одной психологической помощи недостаточно. В этом случае самая важная цель – привести человека в состояние ремиссии длиною в жизнь.
– Практически не обсуждаемый аспект – суицидальный. Бойцы возвращаются не только с ПТСР, а ещё и с увечьями, проблемами со здоровьем. При этом на этапе суицидальных мыслей нужна и психологическая поддержка, которая именно в начальный период может лучше всего сработать. Как сделать так, чтобы в любой точке страны человек мог получить такую помощь?
– Просто суицидальные мысли – это одна история, но на фоне ПТСР это может привести как минимум к попытке суицида или к завершённому суициду. Существуют горячие линии психологической помощи, их сейчас много. Важно, чтобы на таких линиях работали опытные специалисты, а не студенты-практиканты и волонтёры. С их багажом знаний помочь такому человеку не получится. У нас есть горячая линия бесплатной психологической помощи: 8–800–700–84–60, она работает круглосуточно, на неё могут позвонить все желающие, там опытные психологи. Помощь может быть оказана несколько раз, но это не избавит от суицидальных мыслей, необходима глубокая психотерапия, нужно работать с ПТСР, с тем, что их вызывает, с триггерами этих мыслей.
На данный момент из любой точки страны можно обращаться за помощью в онлайн-формате. Те методы, которые я предлагаю, эффективно работают в дистанционном режиме, интернет позволяет провести терапию тем, кто живёт в сёлах и деревнях, и мои ученики проводят глубокую профессиональную терапию онлайн.
– Многие военные одиноки либо живут вдали от родных, возвращаются в пустые квартиры, не могут встроиться в обычную жизнь, ищут спасения в спиртном. Понятно, что симптомы ПТСР углубятся и состояние ухудшится. Роль общества есть какая-то в этом случае?
– Важно, чтобы человек почувствовал себя нужным, необходимо помогать ему найти подходящую работу, если контракт уже закончился. Если это отпуск, то после короткого отдыха или лечения в санатории крайне важно, чтобы он был вовлечён в трудовую и общественную деятельность. Общественным организациям следует быть в курсе таких случаев и проявлять заинтересованность в таких людях, если позаботиться о них больше некому. Полезно подключать наших воинов к патриотическому воспитанию школьников и студентов, встречаться с молодёжью. Таким образом можно решать сразу несколько задач: и адаптации, и наставничества. Важно получить знания по истории от человека, который эту историю творит.
– Какие меры поддержки вы рекомендовали бы разработать для военных и членов их семей сейчас, во время СВО?
– Было бы хорошо, если бы семьи были вовлечены в организованную совместную деятельность: досуговые, культурные мероприятия. Это помогает восстановить коммуникацию, почувствовать, как им хорошо вместе. Полезны реабилитационные мероприятия, санаторный отдых, создание клубов по интересам для тех, кто вернулся, и членов их семей, спорт, походы. Это помимо финансовых мер поддержки, чем занимаются на всех уровнях.
– У вас был опыт работы с участниками войн прошлого столетия – Афганистан, Чечня? Что происходит с человеком через 10, 20, 30 лет после полученного во время военных действий травматического опыта?
– Да, опыт такой есть, и это были разные ситуации. Ко мне обращались и люди без ПТСР, они открывали свой бизнес, стали руководителями. Боевой опыт усилил их лидерские качества. А были ситуации, когда матери и жёны приводили человека, который с годами утратил интерес к жизни, потому что полученным во времена военных конфликтов ПТСР никто не занимался, и это способствовало деградации личности. С этими людьми нужно работать, иначе мы их потеряем.
– Как организована помощь участникам СВО и членам их семей в Краснодарском крае?
– У нас была большая команда, сформированная во время наводнения в Крымске. На протяжении многих лет группа психологов помогала беженцам из Донбасса, мы выезжали туда, работали с детьми, мирными жителями до 2022 года. Во время пандемии сразу подключились к общероссийскому движению «МыВместе», создавали региональные проекты помощи. Когда привезли эвакуированных, психологи тут же откликнулись, мы работали и в нашем крае, и в ПВР.
К работе с участниками СВО и членами их семей подключились более 260 наших специалистов. Кто-то оказывает помощь онлайн, кто-то очно в своих муниципальных образованиях, кто-то на горячей линии, обычно это индивидуальное консультирование, но есть и групповые форматы для жён участников СВО, коммуникативные тренинги для детей. Я регулярно провожу курсы повышения квалификации, показываю новые техники по быстрой работе с травмой и паническими атаками. Два раза в год проводим конференции, где участвует более ста спикеров со всей страны, дважды в неделю ведём групповые онлайн-супервизии с разбором случаев, есть методологические встречи, где специалисты делятся опытом. Также много лет ежедневно выходит психологическая газета «Золотая лестница».
– Нужна ли программа обязательной психологической реабилитации для всех участников СВО?
– Это из разряда фантастики, мы не можем всех отправить на такую реабилитацию. Но мы можем её создать, такая программа должна быть бесплатной для всех участников СВО, на ней должны работать опытные психологи. Необходима просветительская деятельность, чтобы люди использовали этот ресурс восстановления. Такую помощь должны получать и члены семей участников СВО, серьёзную работу необходимо вести с педагогическими коллективами школ и других учебных заведений.
Краснодар. В День Победы – на встрече Лилии Тихоновны Хаминец, узницы фашистских концлагерей (на фото – в центре), с бойцом СВО и юными земляками
– Каковы особенности проблемы применительно к детям?
– Часто семьи не знают, где их отцы, сыновья и братья, не могут связаться с ними, в семье создаётся тревожная, напряжённая атмосфера, это негативно воздействует на детей. Дети начинают проявлять конфликтное, девиантное поведение, появляется замкнутость или агрессия, это может привести к буллингу или непониманию со стороны учителей. У педагогов недостаточно инструментов, чтобы работать с такими проявлениями психики, и возникает ситуация, когда ребёнку плохо в школе и плохо дома. Часто таких детей стараются перевести на домашнее обучение, этого допускать нельзя: важно воспитывать в коллективе, подключать патриотическую и другую деятельность. У педагогов, школьных психологов должна быть система работы с детьми участников СВО, направленная на социализацию и проявление лидерских качеств.
– Отдельная острая тема – жители Донбасса. Десять лет обстрелов, страха, потерь близких и друзей, жизнь в постоянном напряжении. Если человек в таком состоянии в течение нескольких лет, есть ли возможность сохранить, восстановить психологическое здоровье? Какие способы саморегуляции могут помочь выживать в таких страшных обстоятельствах?
– Большинство жителей Донбасса находятся в состоянии ПТСР, они получили множество травм, и простыми техниками саморегуляции там не обойтись. Нужно ввести качественную глубокую психотерапию. Я специально обучала психологов Донбасса работе с тяжёлой психологической травмой, с конфликтами, давала техники снятия выгорания педагогам. Начиная с 2015 года мы ездили туда командой специалистов каждый месяц на неделю, проводили консультации в учебных заведениях. Сейчас специалисты Донбасса сами ведут индивидуальный и групповой приём, работают с ранеными в госпиталях. Когда вся эта ситуация завершится, предстоит провести системную работу, донести до всех жителей Донбасса важность обращения к психологам.
– В Москве есть Единый центр по оказанию помощи участникам СВО и членам их семей. Москве и крупным городам проще организовать такую помощь. Как быть тем, кто живёт в глубинке?
– Идеальным вариантом остаётся онлайн-консультирование или очный приём, если есть возможность приехать в ближайший город. Ночью можно обращаться на круглосуточную горячую линию. Если подобные центры будут в каждом регионе, то здоровье жителей будет лучше и стабильнее. Важно сформировать культуру обращения к психологам, проблема не только в отсутствии специалистов, но и в том, что люди не понимают важности такой работы со своим состоянием. Рекомендую психологам на территории проживания вести просветительскую деятельность, приходить в школы, библиотеки, клубы, проводить занятия и находить те методы работы, которые понятны определённой культуре и менталитету. Хорошо, если у человека будет не только свой священник или врач, но и психолог, чтобы в любой момент обратиться за помощью в трудный жизненный период.
Лилия Гадель - психолог, телесный терапевт, тренер по снижению веса, журналист, общественный деятель, г. Москва