Из цикла "Кот поэтессы"[1]
Последняя декада февраля
Известная, в узких кругах, поэтесса Элеонора Лерура вышагивала по комнате взад-вперёд, заламывая руки и кусая губы.
Беспородная кошка Мурка, следовала за ней по пятам и, забрав мордочку, глядела на хозяйку немигающими жёлтыми глазами.
— Ну, что ты на меня так смотришь? Есть не дам! Не заработали мы с тобой, на еду, понимаешь?
Мурка отрицательно покачала пушистой головой.
— Ну, да! Я виновата, — поэтессе опустилась в кресло, где ещё вчера лежал, белый, без единого тёмного волоска породистый кот Барон, и с утра, до вечера, на пару с Муркой, всеми четырьмя лапами стучал по клавиатуре, рождая новые тексты, для своей хозяйки.
Это был симбиоз[2].
Кошки сочиняли весьма недурственные стихи, а Элеонора относила их в редакции, получала дипломы, премии и гонорары, на которые покупала для своих любимцев свежую рыбку, ну и Вискас, конечно. Причём, она честно, во всеуслышание, и с различных трибун, говорила чистую правду. Утверждала, что все эти поэмы, оды, и даже один роман в стихах, сочинила не она, а её любимые кошечки. Услышав это, многочисленные поклонники и поклонницы покатывались с хохота, и вытирая слёзы, хлопали вдвое больше обычного.
Лишь Кирилл Никанорович Аутлев, сосед из соседнего, никогда не хлопал, ибо знал, что всё так и есть. Его толстенный, неуклюжий, да к тому же ещё и рыжий кот, Рамзес, постоянно, то ли ворча, то ли мурча набирал на компьютере недурственные тексты критических статей и фельетонов. Мало того, правда, уже второй год подряд, сочинял фантастический роман, под интригующим названием «Древний Египет — планета священных кошек».
***
Мурка, не раздумывая, пригнула Леруре на колени и свернулась клубком, жалобно мурлыкая.
— Осиротели мы без нашего Барона, — женщина нежно погладила животное, — но он сам виноват. Последние его стихи, мягко скажем, были, не айс, и рифмы слабенькие, и ритм сбоил. Вот редактор и отказался брать их в журнал. Сама же знаешь, нет публикации, нема гонорара, а следовательно, и вашей любимой килечки. Это я ему, в сердцах и высказала, а он, впрочем, как и все мужики, критики не любит. Прыг в форточку и был таков. Уж я его и звала, и пакетом с Вискасом шуршала и объявление, с его наглой мордой развесила. Без толку. Растворился как утреннее облачко. Придётся теперь нам, с тобой в две руки и две лапы, вирши сочинять, а я, если честно, уже и забыла, как это делается.
Она хотела ещё что-то добавить, но экран компьютера вдруг ожил, засветился бледно-синим цветом и по нему побежала надпись:
«Хозяйка (бывшая) сними свои объявления. Я никуда не пропадал, а, просто, как свободный кот, который ходит, куда хочет и гуляет сам по себе, сменил место жительства.
Отныне и навеки моё пристанище — дом Аутлева. Будем теперь в четыре лапы, вместе с лучшим другом Рамзесом, сочинять сагу про то, что, мы, кошачьи — есть высший разум на планете Земля.
Новый хозяин под этот роман уже и задаток получил, так что с кормом у нас проблем никаких, нет.
Так-то вот.
Ваш бывший любимчик. Кот Барон.»
***
Минуту спустя Лерура, что есть силы, тарабанила в калитку Кирилла Никоноровича и кричала на всю улицу:
— Слышь ты, эксплуататор, сейчас же верни животное! Незаконно присвоенное! Котокрад, несчастный! Отдай белого! Иначе… я всем расскажу, кто, на самом деле за тебя роман пишет.
— Во-первых, не стоит так сильно стучать, — донёсся из открывающего окна бас Аултева, - Во-вторых, рассказывайте сколько угодно, лишняя реклама моему будущему шедевру не помешает, и, наконец, в-третьих, калитка не заперта, ступайте и забирайте вашего Барона, я его не держ...
Элеонора не дослушала конца монолога, словно спортсмен — спринтер рванула в дом, схватила животное на руки и метнулась назад. Однако на полпути кот извернулся, спрыгнул на землю и быстренько шмыгнул в автоматически закрывающуюся калитку.
— Вот видите, разлюбил он вас! Окончательно и бесповоротно! — победоносно утверждал писатель-романист, гремя засовами, — поласковее надо с ими, с четырёх-лапыми! Тогда хвостатые — усатые дёру давать не будут!
***
Целый день Элеонора, купив на оставшиеся деньги, два пакета Вискаса, кис-кисала возле забора дома Кирилла Никоноровича, зовя Барона. Бесполезно. Белый кот, видя это и став на задние лапы, высовывал морду в открытую форточку и показывал Леруре язык.
Прошло две недели
За это время поэтессе пару раз удавалось поймать, гулявшего «сам по себе» Барона и даже засунув его в мешок (чтобы не царапался и не вырывался), приносить беглеца в квартиру.
Но каждый раз, неблагодарное животное, при первой возможности, удирало, и перепрыгнув забор дома, напротив, скрывалось в своём новом жилище.
***
Мурка, как могла, старалась помогать хозяйке. Часами просиживала у компьютера, сочиняла стихи и басни. Получалось плохо. Поэзия изобиловала глагольной рифмой, а в прозе, помимо многочисленных грамматических ошибок, никогда не соблюдалось правило написания суффиксов оньк-еньк, после шипящих.
Всё чаще домашнее животное выскакивало на балкон, мечтательно смотрело на крышу дома, и бесслёзно, по-кошачьи, плакало, то ли о своей патологической безграмотности, то ли о тяжёлой доле, отдельно взятой особи, женского пола.
***
На следующий день, после первого праздника весны, обе дамы услышали под окном, протяжное, ни на что не похожее — мяяяяуууу.
Первой, в распахнутом халате, вылетела на балкон Лерура, затем, путаясь в её ногах, показалась Мурка.
***
Внизу, стоя на задних лапах и держа в передних... рыбий хвост, орал, во всё кошачье горло… рыжий Рамзес. Увидев это, поэтесса открыла рот от удивления, да так и замерла, не зная, что делать дальше.
В отличие от хозяйки, кошка точно понимала, что сейчас происходит. И потому, она демонстративно повернулась к орущему задом, задрала хвост трубой и с походкой, полной достоинства и благородства, удалилась в комнату. Но рыжий наглец и не думал возвращаться к себе домой. Более того, присовокупив к рыбьему хвосту ещё и щучью голову, он продолжил свою бесконечную арию, периодически меняя лишь Транспозицию.[3]
«Нет, этому нужно определённо положить конец», — пронеслось в голове у женщины, а глаза уже искали подходящий и ненужный предмет, коим можно было запустить в рыжего певца. Она нагнулась за большой картофелиной, но в этот момент уличная ария на мгновение прекратилась, а потом возобновилась с новой силой, но не в виде соло, а в качестве недружного кошачьего дуэта. Внизу не на жизнь, а насмерть дрались недавние друзья, Рамзес и Барон. Белые и жёлтые клочья шерсти летели в разные стороны.
Лерура хотела немедленно запустить клубнем в обидчика её любимца, но не решилась, боясь ненароком попасть именно в Барона. Весеннее побоище закончилось так же внезапно, как и началось. Обе кошачьи особи мужского пола, на ходу зализывая раны, разошлись в разные стороны. Рамзес в частный дом, а уже, не число белый Барон, немного прихрамывая, побрёл, к видавшей виды хрущёвке. Обрадованная поэтесса поставила перед «блудным скитальцем, две миски на выбор, со свежей килечкой и любимым Вискасом.
Но изрядно потрёпанное животное не прикоснулась ни к одной, ибо выскочившая из комнаты Мурка, упёрлась в кота носом, что-то там то ли промурлыкала, то ли прорычала, после чего оба домашних питомца, выбежав на лестничную клетку, понеслись по ней куда-то вверх, в район чердака.
Два месяца спустя
Лерура, как самая настоящая заправская кошка, легонько поцарапалась в калитку Кирилла Никоноровича. И, когда, тот, дожёвывая на ходу бутерброд, её открыл, без всякого приветствия произнесла:
— Уважаемый писатель, вам котята, часом, не нужны? Возьмите одного, а лучше сразу двух, белого и серого. Они, как только подрастут, будут с вашим Рамзесом, аж в три пары лап романы строчить, сразу дилогии или трилогии. Они, знаете, какие талантливые, у них и папа, и мама, превосходные творческие люди, ой простите, конечно, кошки.
— Что, правда, такие талантливые?
— Тогда мне того, белого, с серыми пятнами заверните.
— И мне, и мне, можно, парочку, - раздалось у неё за спиной.
Леруру обступила толпа зевак, некоторые из них, уже расстегнули кошельки и протягивали поэтессе мятые купюры.
— А ну, разойдитесь, вас никто не звал, — пробасил Аутлев, — не видите, дама ко мне пришла. И у нас с ней деловой, можно сказать, конфиденциальный разговор. - Уважаемая поэтесса, чего же Вы застряли в проходе? Сделайте милость, зайдите, наконец, в дом, я у вас разом всех котят заберу, так сказать… оптом! Мне творческие кошки, ой как нужны. У меня на них, можно сказать… грандиозные планы.
[1]— https://fabulae.ru/prose_b.php?id=69043&ysclid=ltkxncfspo267069631
[2]— это близкое сообщество живых организмов, принадлежащих к разным видам.
[3]— многозначный музыкальный термин, относящийся к организации исполнения музыкального произведения с систематическим сдвигом высот всех звуков на заданный интервал.
Александр Ралот (Петренко) - член Союза писателей России, Золотое перо Руси, г. Краснодар