Сегодня 220-лет со дня рождения великого поэта Ф.И. Тютчева
Продолжение. Начало читайте в газете за 2 декабря 2023 года.
Он, любимец женщин, счастливый муж и отец большой семьи, и вдруг такое уныние, такая неприкрытая вселенская печаль! Не потому ли, что цель жизни – служение Родине, России – не достигнута в той степени, о которой мечталось. Он потерпел поражение, не удалось пробудить у высшего света ни уважение к России, ни к русской культуре.
Не удалось? Но большое видится на расстоянии. Величие Вашего духа в том, что Вы приняли «невидимую власть Времени и Пространства, которые требовали «приподнять на себе целый мир». Вы боролись, вы пытались разбудить сознание высшего общества, или хотя бы пробудить инстинкт самосохранения, а потом поняли:
Напрасный труд! Нет, их не вразумишь! –
Чем либеральней, тем они пошлее!
Цивилизация – для них фетиш,
Но не доступна им её идея.
Жёсткий приговор, но справедливый. А ведь это и о нас, сегодняшних, озабоченно спешащих по Невскому проспекту, говорит Фёдор Иванович из девятнадцатого века. Опять предупреждает, предостерегает.
***
Как же в истории всё повторяется! «Безверием палим и иссушён», скорбит наш «век с молитвой и слезой» «пред замкнутою дверью» и просит смиренно: «Боже мой! Приди на помощь моему безверью!» Повторяются ошибки и в жизни людей, и в политике государств.
И у нас опять великое противостояние Востока и Запада! Вероятно, это никогда не закончится в силу характеров людей, живших на разных полюсах морали и веры. Россия – вечно влюблённая в Запад, и Запад – хищно и вожделенно смотрящий на Россию. Любить Иуду опасно: продаст и предаст. Не верите?
Обращаю внимание на приближающуюся группу во главе с человеком, одетым в бордовый костюм то ли чебурашки, то ли обезьяны. Он шагает, подпрыгивая, жестикулируя, вертясь то в одну, то в другую сторону., что-то рассказывает группе людей. Экскурсия! Мне повезло, всегда приятно услышать что-либо новое, интересное. Правда, какой-то необычный наряд у этого экскурсовода.
Группа подошли к мемориальной доске, и я слышу, как этот чебурашка-экскурсовод говорит:
– И вот Феденька рос, рос и вырос… Помните, как нам преподавали биографии русских писателей в школе? Великий, гений и т.д. и т.п. А теперь я расскажу вам, как оно было на самом деле. Огромная разница.
Он многозначительно поднял руку, спрятанную в потёртой рыжей перчатке и пообещал многозначительно:
– Я расскажу роман без соплей. То, что было на самом деле. Феденька ненавидел деревню, рос этаким ленивым барчуком, а потом и вовсе отправляется за границу, якобы служить, а сам через два года женился. У него ведь все женщины немки, – тут он остановился, поправил или почесал круглое торчащее ухо, ухмыльнулся, будто вспомнив что-то своё, личное и продолжил, – а немки, – они же красивые в жизни. Амалия, Элеонора, Эрнестина, ну и так далее. Ну, там «я встретил вас и всё былое...» Ну, вот. И тут у него пошли дети!
Эрнестина Федоровна Тютчева
Его лицо стало серьёзным. Он громко шмыгнул, вытер посиневший нос шерстяной варежкой, потопал на месте и, всплеснув руками, будто воспрял от тяжёлой ноши, и стал рассказывать об интимной жизни поэта, домысливая и смакуя подробности. Он, походя, разбрызгивал лепёшки грязи, указывая на мемориальную доску, выгребал из шкафов поэта всё грязное бельё, полоскал личную жизнь, жуя мельчайшие подробности.
Чебурашка полностью владел аудиторией, покорял её блеском знаний. Слушатели млели и ахали, услышав очередную преподнесённую интимную подробность из биографии такого идеального, знакомого с детства поэта. Смотрели восхищённо на просветителя, а одна восторженная девица даже захлопала в ладоши, и не в силах сдержать эмоции, схватила лапу чебурашки и принялась её энергично трясти. Чебурашка сначала стушевался, но, видя одобрение окружающих, удовлетворённый, счастливый, жестикулируя, пританцовывая и кланяясь, вынимал из загажника своей памяти всё новые и новые подробности. Порывы ветра трепали меховые огромные уши, прятали счастливый, радостный взгляд. Он блистал.
Я стояла поодаль и молча возмущалась. Так хотелось воскликнуть: «Без амикошонства, сударь! Без амикошонства! Что за панибратство, что за высокомерное отношение к великим людям?!»
Но я сдерживаюсь. Почему? «Напрасный труд! Нет, их не вразумишь! Чем либеральней, тем они пошлее!» Ну, не горят звёзды для тех, кому это не нужно. Как же велико желание этого бесполого существа стать на одну ступеньку развития с Великими! Учить взрослого мальчика воспитанности – зря тратить силы. «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». А ведь пора бы русскому образованному человеку, наконец-то, полюбить Россию. Слушаю и чувствуя физическое отвращение. Я, конечно, понимаю, что на морозе может течь из носа, но почему бы это не вытереть носовым платком?
– Ну, вот. А теперь о политике. Вот, послушайте. - Читал, листая карманный томик стихов Тютчева, со смешком, прерывая стих своими язвительными, не всегда компетентными комментариями.
– Защитить болгар, чехов, всех славян, да, пожалуйста. Защитили! И что?! Мы все знаем теперь, чем они нам ответили.
Опять вытер нос рукавом, шмыгнул громко, без стеснения, потом отвернулся от доски и прочитал быстро, скороговоркою, хвастаясь своей отличной памятью:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать:
В Россию можно только верить.
И добавил размышляя, но как бы про себя. и разводя руками: «И чего здесь не понять?»
От возмущения и брезгливости перехватило дыхание. Что это? Откуда взялось это существо так ненавидевшее русскую литературу и русских поэтов? Не выдерживаю и кричу, перекрикивая громкие аплодисменты:
– Вы же сами говорили, что при жизни на Фёдора Ивановича не упала даже тень осуждения. Само высшее общество России его не осудило.
Аплодисменты прекратились, и все, недоумевая, посмотрели в мою сторону.
Чебурашка перестал шмыгать носом, бросил недовольный, жёсткий взгляд.
– Вы не из группы?
Поймал утвердительный ответ, радостно подпрыгнул, распахнул лапы в варежках, и неожиданно рассмеявшись, сделал полуоборот, как в танце, на носочках, и тут же, улыбаясь, фамильярно подхватил под руку ближайшую даму и на ходу повелительно бросил через плечо:
– Пройдёмте, товарищи, дальше.
Облитая осуждающими взглядами, я стояла под мемориальной доской гениальному русскому поэту. Обидно. Это же Невский проспект! Колыбель русской культуры! Не у всех такое фонтанирующее чувство юмора, как у меня. Бросаю вслед:
– Странно, что Вы ещё прыгаете козликом, и ни один истинно любящий русскую литературу человек не вызвал Вас на дуэль. Ваша лекция со шмыганием, и недостойной лексикой унижает. Разве о литературе Вы говорите?
И тут меня озарило. Он сказал «товарищи»? Конечно, товарищи! Какая же я сегодня недогадливая! Да, вам, товарищи, действительно, есть за что так тихо, исподтишка, ненавидеть Тютчева. Образование-то вы получили, а вот любить Россию так и не научились.
***
Именно Фёдор Иванович, обладая широким историческим кругозором, первым дал характеристику революции, как всякому историческому явлению. Он писал в статье «Россия и революция», что утрата религиозной веры ведёт к распаду личности, а революция изгоняет из государства религии и заменяет их безверием. Революция – это возможность разнуздать личную волю, чувствовать себя вершителем судеб, воспринимать самоё себя как истину. Революция несёт в себе разрушительный дух отрицания, насилия, деспотизма, освобождение от нравственных идеалов.
Это было сенсационным открытием. Ещё не сложилось революционное учение, ещё Ф.М. Достоевский только входит в литературу со своим романом «Бедные люди» о «маленьком человеке», и ещё не чувствует страшную силу революционной вседозволенности. Ещё Белинский и Некрасов только встретились, подружились, объединившись в отрицании государственных устоев, не понимая сути того, к чему может привести оголтелое революционное отрицание, а Тютчев уже описал революцию, показал её суть, разоблачил внутреннюю логику её процесса, безошибочно предсказал её дальнейшие превращения и последствия.
Вы написали всего три публицистические статьи, из девяти запланированных. но зато какие! Они и сейчас актуальны, и сейчас кричат, ещё раз объясняя нам, что такое Запад и западная цивилизация.
Статья под названием «Россия и революция», опубликованная в мае 1849 года в Париже в виде брошюры, произвела потрясающее действие на умы не только в Европе, но и в русском обществе. Написана на великолепном французском языке и обращена к европейским властям, по обыкновению тугим на ухо, когда дело касается русской речи. К этому времени Вы восстановлены на службе в министерстве иностранных дел, Вам возвращено звание камергера, получено назначение на должность чиновника особых поручений при государственном канцлере.
Окрылённый успехом и всеобщим вниманием к высказываемым идеям, в этом же 1849 году Вы задумали философский трактат «Россия и Запад». План из девяти статей! Грандиозный. Куда делась меланхолия и уныние?! Стихи? Стихи надо писать, как утверждал Платон в «ФЕДРЕ», в исступлении, без священного безумия нет поэзии. А Вы сейчас поклонник мудрости! А, может, именно сейчас в Вашей судьбе переплелись и мудрость, и экстаз? Может, эта статья была написана так блестяще, потому что ваш творческий тандем с мудрой, образованной женой, как никогда был великолепен?! Вы как раз переехали в дом Лопатина на Невском проспекте у Аничкова моста... (Сейчас на этом доме висит мемориальная доска ). Нести, как Вы называли свою жену, читала приходившую из Европы прессу на трёх языках, переводила, если надо, на французский, выделяла главное, что-то просто пересказывала, иногда спорила, давала ценные советы, обсуждая с вами планы будущих статей. но главное, у Вас был самый верный союзник и помощник.
Вот Вы идёте по Невскому проспекту, помахивая тростью, размышляя о католической церкви, о папстве. Только что в кабинете нетерпеливо записали что-то. Это нечто вроде перечня идей, а теперь стоите, облокотившись о перила Аничкова моста, думаете, думаете … Сколько времени проходит? Неважно. Резкий холодный осенний ветер пронизывает насквозь, но Вы не ощущаете холода. Вы пишете. Пишете в уме строки трактата. Удивительно, сегодня нет дождя, только низкое серое небо висит над свинцовой водой Невы. Вокруг городской шум, бурлящая жизнь, и Вы в центре этой жизни. Только так можно жить, только здесь можно творить. Мысли, идеи толпятся так же, как люди, что проходят мимо. Вот вдали приподнимает шляпу Вяземский, друг и поэт. Вы садитесь в сквере на лавочку. и течёт беседа двух друзей.
***
– Нести, Нести, – громко звал жену Фёдор Иванович, рывком открывая дверь в квартиру.
Бросил зонт в прихожей, переминаясь с ноги на ногу и порываясь идти в мокрой одежде, но, верный Щука, камердинер, придержал его, раздевая, неторопливо, осторожно, чтобы капли не попали на камзол.
Барин нетерпеливо поворачивался и кричал:
– Котёнок, записывай, быстрее.
Возбуждённо и призывно махая руками, он привычно подставлял ноги для тёплых, мягких тапочек ползающему внизу медлительному длинноногому Щуке.
Февральский мятеж 1848 года настолько сильно возбудил в нём мыслителя, постоянно созерцавшего в своих думах будущие судьбы России, он так ясно увидел в этом восстании причину всех европейских революций, их внутренний сокровенный мировой смысл, что опять нетерпеливо крикнул:
– Понял! Я всё понял, Нести! Понял! Быстрее. - Завязывая на ходу халат и зная, что жена уже сидит за столом, он диктовал:
– Уже с давних пор в Европе только две действительные силы, две истинные державы: Россия и революция. Они сошлись лицом к лицу, а завтра, может быть, схватятся. Между той и другою не может быть ни договоров, ни сделок. Что для одной жизнь – для другой смерть. От исхода борьбы, когда-либо виданной миром, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества».
Современное поколение ещё не осознало ни значения этого противостояния, ни его причин. Оно не в политических соображениях, ни в чисто человеческих. Нет. Противоборство революции с Россией происходит по причинам более глубоким: «Россия прежде всего держава христианская; русский народ христианин. Он христианин по той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же, прежде всего, враг христианства. Антихристианский дух - вот её характер. Антихристианское начало вдохновило на притязание… овладеть человеческим обществом». Эта-то новизна и назвалась в 1789 году Французской Революцией.
Его французский был так же великолепен, как и русский. Он говорил быстро, чётко и ясно. Эрнестина Фёдоровна сосредоточенно записывала эти отточенные гениальные фразы, ясные мысли. Их надо немедленно записывать, или они безжалостно будут уничтожены ленью этого гениального человека, который так легкомысленно относится к своим талантам. Тютчев не любит писать. Однажды сказал: «Мысль изречённая есть ложь», поэтому ронял драгоценные слова и выражения без сожаления.
– С тех пор, - продолжал он, – «Революция, несмотря ни на какие метаморфозы, осталась верна своей природе», и пышно расцвела, почувствовала себя собою, когда присвоила лозунг христиан: братство. Она прямо приписывает себе вместо духа смирения и самоотречения – в чём самая сущность христианства – дух гордости и преобладания, на место любви, свободной, добровольной – любовь вынужденную, взамен братства. Революция – это политический авантюризм. Она разнообразна до бесконечности в своих степенях и проявлениях, едина и тождественна в своём принципе. «...из этого-то принципа и вышла вся настоящая цивилизация Запада...»
Это было открытием, сенсационным открытием. Эрнестина Федоровна еле успевает записывать. Глаза и руки устали от напряжения. Немецким она владеет лучше, чем французским. Выжатая как лимон, она дописывала последние предложения. Статья получается объёмной, а Фёдор Иванович, стоя у окна, ничего не замечает. Ему надо выплеснуть, выговорить как можно скорее то, что он понял, открыл. Иначе забудется, уйдёт. Глядя на голый, неопрятный внутренний двор гостиницы, он диктует статью, которую Эрнестина Федоровна назовёт «Россия и Революция»: « … Я не устаю удивляться точности его выражений, возникающих в совершенно законченном виде, – кажется, будто он читает их в открытой книге. Ни задержки, ни колебания, ни единой запинки – это поток, который течёт легко и свободно...», – делится Эрнестина Федоровна с братом в письме:
После открытия Тютчевым сущности Революции смешны притязания усмирить революцию конституционными заклинаниями, обуздать её страшную энергию законами. Революция – это нравственный фактор общественной совести, обличающий внутреннее состояние человеческого духа и оскудение веры. Философ пророчески предостерегал общество от модной западной вседозволенности. Это гибельный путь.
Так вот почему этот чебурашка так рьяно рылся в грязном белье! Товарищу надо самоутвердиться. Произошла революция – нравственный фактор общественной совести, поэтому это бесполое существо прыгает по Невскому, как результат состояния человеческого духа и оскудение веры.
Поэтому изучение творчества Фёдора Ивановича по школьной программе сводилось только к знакомству с лирикой. Его публицистические статьи – под спудом!
Окончание читайте через неделю
Эльвира Сапфирова, г. Краснодар
