На неведомых дорожках психотерапевтической сказки

Елена Артемьева

statiya

Сказки – не только народный миф и народная мудрость. В каждой заложены и творческая энергия, и ценностный смысл. Сказочные архетипы вкладываются в нас с детства в процессе чтения и воспитания и остаются ориентирами, как верными и успешными, так и травматичными, подчас определяя в значительной мере характер, поведенческие и жизненные стратегии, и затем – судьбу.

Важную роль сказок и мифов в становлении и поведении человека признавали Зигмунд Фрейд, Карл Густав Юнг, Эрих Фромм и их последователи. Сегодня психотерапевтическая сказка –инструмент и ресурс для осознания и корректировки детских импринтов, излечения травматического опыта и редактирования личной истории. Более того, создание таких сказок – творческий и исцеляющий процесс для самой личности.

Как работают психотерапевтические сказки? Можно писать и рассказывать их самому, от начала до конца. Можно брать свою главную детскую сказку, которую любили или запомнили больше других мы сами, или нам ее часто рассказывали родители. И создавать для нее свои, вдохновляющие и исцеляющие лично нас, интерпретацию, продолжение и концовку. Сказок таких может быть несколько.

Как и в любом произведении, в психотерапевтической сказке существуют определенные структурные блоки:

  • зачин – время и место событий, имена и роли героев;
  • завязка – событие, с которого начинается действие сюжета;
  • развитие действия – приключения, происходящие с героями;
  • кульминация – самый острый момент литературного, в нашем случае – личностного – конфликта;
  • развязка – окончание действия, когда все герои получают по заслугам, кто-то – плату, а кто-то – награду.

Хорошо, если у героя сказки есть волшебный помощник и магический предмет/артефакт, хотя бы по одному. Ибо помощники – это надежда, дающая силы и идеи в трудных ситуациях, магические предметы – прекрасные внутренние творческие якоря для реализации новой жизненной стратегии, которую помогает сформировать сказка.

В идеале, на протяжении психотерапевтической сказки человек проживает целую жизнь:

  • рождается;
  • взрослеет;
  • расстается с родителями и, часто, родительским домом;
  • проходит разнообразные испытания;
  • обретает партнера;
  • рожает и воспитывает детей;
  • отпускает их во взрослую жизнь;
  • стареет
  • и уходит.

Такая сказка создает модель жизненного пути, которую человек может рассмотреть из метапозиции и переписать с учетом осознанных травм и ошибок. Конечно, не каждый готов совершить такое путешествие и анализ самостоятельно, в этом процессе желательна помощь психотерапевта.

Один из примеров реконструкции народной сказки в психотерапевтическую предлагаю вам. Начинается она с пересказа народной, а затем продолжается в персонализированном варианте ее автора.

skazka

Айога

Нанайская народная сказка

Было это на Амуре. Жил хороший охотник. Была у него дочь-красавица, звали её Айога. Всем нравилась Айога, и она была со всеми приветлива. Но вот кто-то сказал ей, что нет на всём берегу Амура девочки краше, чем она. Очень понравились ей эти слова, и стала она собой любоваться. С той поры куда ни пойдёт — всё тянет её к берегу, к воде. Подойдёт, сядет у самой кромки и смотрит в воду, как в зеркало: «Ах, какая я красавица! Какая красавица! И правда, нет меня краше на всём Амуре!»

Чем больше смотрела на себя девочка, тем больше она себе нравилась. Смотрит в воду — оторваться не может. Домашнюю работу делать перестала, матери не помогает. Мать просит её:

— Принеси ведро воды.

А Айога смотрится в начищенный медный таз, любуется своей красой и говорит:

— Боюсь, с тяжёлым ведром я в воду упаду.

— А ты левой рукой за куст крепко держись.

— Боюсь, куст оборвётся, — говорит Айога.

— Ты держись за крепкий куст.

— Руку поцарапаю, — говорит Айога.

— Ты кожаные рукавицы надень.

— Рукавицы изорвутся, — говорит Айога. А сама всё в медный таз смотрится и думает: «Ах, какая я красавица! Нет никого на всём белом свете краше меня!»

— Рукавицы ты зашьёшь иголкой с ниткой, — говорит мать.

— Иголка сломается, — говорит Айога.

— Возьмёшь иголку толстую, — говорит отец-охотник.

— Боюсь, палец уколю, — говорит Айога.

— Надень напёрсток из крепкой кожи, — говорит отец.

— Напёрсток порвётся, — говорит Айога. И стоит на месте, шагу сделать не хочет.

Соседская девочка всё это слышит и говорит:

— Давайте я схожу за водой.

Взяла она ведро, сходила к реке, принесла воды. Мать Айоги приготовила тесто из черёмуховой муки, сделала из него лепёшки, лепёшки испекла. Хорошо они пахнут, вкусные, наверное. Айога смотрит на них, руку протягивает:

— Дай, мама, лепёшку!

— Они очень горячие, руки обожжёшь, — отвечает мать.

— Я надену рукавицы.

— Рукавицы мокрые.

— Я их высушу на солнышке.

— Они покоробятся.

— Я их кожемялкой разомну.

— У тебя руки заболят, покраснеют, — говорит мать, — зачем тебе красоту терять? Я лепёшку дам той девочке, которая работает, рук не жалеет.

И дала лепёшку соседской девочке.

Айога рассердилась на мать. Побежала к реке, села, смотрит в воду, смотрит на своё красивое лицо. А та девочка сидит невдалеке, лепёшку жуёт. Айога на ту девочку оглянулась, ещё оглянулась, ещё… И вот шея у неё вытянулась, стала длинной.

Та девочка протянула свою лепёшку к Айоге и говорит ей:

— На, возьми, ешь, вкусная.

Рассердилась Айога: как это будет она, такая красавица, есть обкусанную лепешку?! Остатки!

Побелела она, замахала на девочку руками, да так замахала, что руки у неё в крылья превратились! И закричала она:

— Не надо мне от вас ничего-го-го-го!

Ещё раз взмахнула руками и упала в воду. И вдруг стала гусыней! Плавает в воде и кричит:

— Я такая красивая — о-го-го-го-го! Я красивая — о-го-го!

Так она плавала и кричала, плавала и кричала и человеческий язык забыла. Все человеческие слова забыла. Только имя своё помнит. И всем людям хочет его напомнить — вот я, Айога, самая красивая! Как завидит издали человека, так кричит:

— Айога-га-га-га! Айога-га-га-га![1]

mif

* * *

Позвала мать Айогу – нет девочки. Побежал отец ее искать – нет нигде. Только гусыня на реке гогочет, плачет. А у гусыни глаза черные, голос похож на дочкин. Но не идет гусыня в руки.

Мать расплакалась, упустила я девочку, видела только плохое, учила ее жить как знаю, не хвалила, только осаживала, как меня учили предки, как по правилам должно быть, а она научилась как получилось. Необычная была дочка, чуткая, тонкая, не выдержала моего холодного воспитания. Загоревал отец – слушал мать, да не говорил моей дочке, какая она у меня красивая да хорошая, не уберег ее, не защитил ее от чужих людей. Как бы знала она, что для нас она и красивая, и добрая, и самая любимая, не слушала бы чужих, опиралась бы на семью. Оставили мы ее в одиночестве, и она жила, как умела, вот и улетела от нас.

Девочка соседская думает, хотела я как лучше, да проучить дерзкую гордячку, да быть лучше нее перед ее родителями, и лепешку получить. А ведь она была хорошая подруга, и зла никому не делала, просто родители были с ней суровы, и искала она добрых слов на стороне. 

Думали родители, думали, и пошли к Амуру, с черемуховыми лепешками и слезами. Пригласили Айогу, предложили ей лепешки, все просили прощения да говорили, как любят ее. Но не подплыла к ним гусыня, отказывалась понимать человеческий язык, а слезы их были ей утешением – значит, горюют, значит, любили. Но простить она их не могла, да и не хотела.

Пришла соседская девочка. Сидела на берегу, говорила Аойге, что была неправа и хотела за ее счет лучше показаться, потому что и ее родители не всегда приголубят, а ей хочется, чтобы любили, обнимали и хвалили. Возвращайся, просит, и родители твои горюют, и пусто стало без тебя, и мне играть не с кем и поделиться бедами и радостями, как я с тобой делилась.

Все дальше уплывает гусыня. Греют ей больное сердце подругины слова, но раненую душу никак не растопят.

И поплыла Айога по бурному Амуру в открытое море. Плыла она через бури и солнце, и труден был ее путь. Было у нее много испытаний, и бывала она не раз между жизнью и смертью, были друзья, и недруги были, хорошие и плохие существа попадались на ее пути. Был как-то случай, когда ей, умирающей от голода, человеческие руки поднесли лепешку из черемуховой муки, и отказываться она не стала, подплыла к берегу. Но не поверила человеку, подкрепилась и отправилась дальше. И была она весь свой путь одна-одинешенька, потому что никому не верила и считала себя слишком хорошей и красивой, и отстраненной от мира, который не принял и отверг ее, как родители и соседи, не любил ее и пытался с ней соревноваться, кто лучше, красивей и сильней.

Трудно одной. Очень трудно. Много чего успела Айога, много чего сумела, чем могла бы и гордиться. Но у других получалось лучше, как ей казалось. Биться со всем миром – дело трудное, и не так, чтобы верное и правильное. И устала Айога, и обессилела, и не захотела она больше жить, как все, и доказывать, что она самая-самая.

Выбросило ее как-то после очередной бури на морской берег, израненную и полуживую, с переломанными крыльями. Доползла она кое-как до норы из хвороста, и долго-долго там лежала без сил. Когда открыла глаза – увидела крошки черемуховой лепешки, которую принесло море.

Лепешка спасла ее от голода. Залечила она потихоньку раны, да и осталась там жить. И стала она никем. Дожди были ей водой, травы едой, ветра, солнце и звезды – лекарем, бабочки-однодневки и маленькие птицы – утешением. Так жила она, дней не считала, смотрела на море и солнце, говорила с мимолетными птицами, китами и мышами-полевками, да со случайными путниками-существами, кто забредет к ее норе.

А смотреться, как в зеркало, ей было некуда – ибо море не река, гладким не бывает. И забыла Айога в одиночестве и без зеркал, какая она – красивая или нет, умная или глупая, лучшая или самая обычная. Думала о вечности, об огромном мире, в котором она лишь пылинка, а мир живет, с ней ли или без нее. Вспоминала родные места и родные лица, и детские беды ее казались теперь мелкими, перед ликами мира, моря, солнца, ветров и звезд, Матери Природы. Стала она чувствовать себя, сама не замечая, частью огромного мира. И мир обнимал ее незаметно, и принимал, и оберегал.

Много времени прошло, никто не считал. Начала понимать Айога, что истосковалась, устала быть никем. Только как выбраться с края земли, где так долго жила, она не знала. Забыла про свои крылья, и про то, что может летать.

Однажды летели мимо дикие гуси, приземлились передохнуть. Были они шумные, веселые, сильные и красивые, нежданно приняли ее за свою, летели на ее родину, звали с собой. И решила Айога попробовать еще раз. Страшно было лететь, позабыла она, как это, и давно не испытывала когда-то переломанные крылья. Но путь манил ее и звал, а в стае было легче, и всегда она чувствовала поддержку гусей, своих новых друзей. На одном привале, в особенном месте, гуси бросились с неба на камни и обернулись в мужчин и женщин, юных и взрослых, а были и совсем старые. Оказались они все такими же, как Айога. Сидели у костра, рассказывали свои истории, и оказалось, хоть история у каждого своя, но много было у них похожего и общего.

Прилетели они домой. Искала Айога родной дом, кружила над селением, да не нашла. И упала она с горя, ударилась оземь, и обернулась красивой женщиной. И пошла искать родных. Никто ее не узнавал. Вот и дом ее, старый, обветшалый, пусто внутри, очаг некормленый, стылый, никто там давно не живет. Вошла она к соседям – девочка соседская из ее детства пятерых своих детей растит, мужа и старших сыновей домой ждет с охоты. С трудом узнала ее соседка. Обнялись. Рассказала она Айоге, что родители ее давно умерли, что до последнего дня вспоминали с любовью и грустью о ней.

Пришла Айога к родительскому кэрэн, погребальному домику, плакала и говорила с ними. Что простила их давно, что любила всегда, и что не виновны они ни в чем, растили ее как умели. И просила прощения сама. Черемуховый цвет осыпался ей прямо в руки с молодого ближнего куста, две сойки спустились на плечи, две волчьи собаки пришли и улеглись у ног – ответили ей родители прощением и любовью. Легко стало на сердце у женщины, поклонилась она низко своим любимым, попрощалась и пошла в свое селение.  И лепестки черемухи стелились за ней, и собаки пошли с ней, и сойки следом полетели.

Почистила и разожгла очаг, покормила огонь. Стала потихоньку, день за днем, ветхий свой дом восстанавливать. Стали приходить люди с селения, приносили ей утварь, шкуры, ткани и снасти, помогали восстановить и утеплить жилище. Отстроила дом заново. Сойки свили гнездо на дереве у дома, собаки поселились с Айогой и охраняли ее, и грели ночами. Один охотник вдовый воспитывал трех сыновей и дочь. Много он помогал Айоге, приходил по делу и вроде без дела, все приносил то белку, то рыбину, ягоды и ветки можжевельника, а то цветов луговых принесет, хоть и серьезный мужчина. Она его лепешками из черемуховой муки угощала, детей привечала, когда он рыбачить уходил или в тайгу на охоту. И как-то оказалось, что они друг друга хорошо понимают, и хорошо, легко им вместе, и дети ее полюбили. Так и новая семья у них сложилась, крепкая, теплая, веселая, дружная.

Оказалось, за время скитаний Айога многое узнала и научилась многому, чего в селе не умеют и не знают. Мимоходом тому поможет, тому подскажет, тем новую мысль подкинет, кому просто доброе слово. И у людей лучше дела шли, и печали утешались, и радости стало больше, и стали приходить к ней за советом, утешением, да обменяться добрым словом. А еще интересно она рассказывала истории, как кружева плела. И стали люди все больше слушать ее истории, и полюбили их слушать, дети днем, когда все домашние дела переделают, а взрослые вечерами у огня.

Так и стала она учить детей и молодежь, как мир устроен, писать, читать, мечтать и жить лучше. А старейшины и шаманы приглашали ее на свои советы. Муж уважал Айогу и был рад, что она делает то, что у нее лучше всего получается, и имеет уважение большое среди людей. Он был спокойный, сильный и мудрый человек и любил ее, и знал, что она особенная, и принимал ее, какая есть, а ее дела и успехи – с любовью и гордостью за свою жену и за семью свою.

Много доброго сделала Айога для своих людей. Их с мужем дети выросли хорошими и счастливыми людьми, создали семьи и уже воспитали внуков и правнуков, селение процветало, все дела для людей и для мира были переделаны, и пришло время уходить. Напекла тогда Айога лепешек из черемуховой муки, много. Раздала людям. И к закату вышла к порогу, села ждать.

Прилетела стая диких гусей, и Аойга радостно приветствовала их. Ударилась оземь и стала одной из них. Стая обняла ее, окружила крыльями и забрала с собой, к небу. Так бывает редко очень, но ее взяли в верхний мир, потому что она была особенная и много хорошего сотворила в этой жизни. И никто из людей не плакал, все грустили, но грусть была светлая – они знали, что Айога все, что нужно, совершила на этой земле и ушла в другой мир, где будет делать другие, новые, дела.

Где-то среди звезд теперь смотрит на своих сородичей Айога, и ребенок и взрослый всегда могут обратиться к ней, и она услышит, и утешит, и поможет. И если сыплется черемуховый цвет или находится гусиное перо, или дикий гусь гогочет, пролетает мимо – точный знак, что просьба услышана и ответ будет дан, и помощь придет.


[1]https://alegri.ru/deti/sovety-dlja-mam/semeinaja-biblioteka/skazka-aioga-nanaiskaja-narodnaja-skazka.html


artemyeva small

Елена Артемьева - кандидат политических наук, политолог, генеративный психотерапевт, коммуникатор, писатель, поэт, сценарист, г. Москва

👇🏻 Поделись с друзьями им тоже будет интересна/полезна эта информация