Дорогие читатели! Представляем вашему вниманию терапевтическую сказку, занявшую II место в I Международном Конкурсе на лучшую терапевтическую сказку имени Антуана де Сент-Экзюпери в возрастной категории “зрелые авторы”. Терапевтическая сказка «Крокодил и солнышко» это история чувствительной талантливой девочки, путь в литературу, написанная и читаемая на одном дыхании сказка-быль, вселяющая веру в то, что можно начинать делать то, что ты любишь в любом возрасте, что мы не всегда осознаём, что долгий путь – это просто тщательная подготовка и залог успеха.
Крокодил и солнышко
– Смотрите-ка, у Краснобродовой не солнце, а крокодил! – нянечка тётя Катя, самая добрая из всех, которая не запихивала ей насильно котлету с пюре в рот за обедом, выразила свое мнение. Элька сидела, тупо размазывая солнце-крокодила кисточкой по альбомному листу и сглатывая слёзы. Толстый жёлтый крокодил, безглазый и беззубый, с неумелыми лучами вокруг, подсыхал на бумаге и издевательски лыбился ей. Дети за соседними столиками хором смеялись. Это было самое лёгкое происшествие в их детсаду, по воспитательным приёмам больше похожем на концлагерь.
Элька была усердной. Больше, чем нужно. Сегодня на занятиях рисовали солнышко. Она набрала слишком много гуаши, капнула много воды, и её солнце расплылось. Пытаясь исправить положение, она лишь всё испортила, размулевав раскисший круг в грубый кривой овал. Она всегда старалась всё исправить. Когда Элька выросла, эта способность превратилась в крутые менеджерские качества. Элька строила успешные бизнес-структуры с полного нуля и стала отличным кризис-менеджером. Когда всё вокруг рушилось, и никто не готов был взять управление, Элька приходила и спокойно выруливала. Вот только она хотела не менеджерить, а писать тексты. Она, впрочем, и писала их, в основном рифмованные – стихи, иногда очерки и зарисовки, странные, порывистые и романтические. Тем, кому она их давала прочесть, скорее нравилось. Но писала Элька в моменты, когда ей было больно и тяжело. В легких своих состояниях она занималась другими вещами. Например, работой.
В процессе жизненных перипетий Элька из робкой романтической девочки, верящей в сказки, превратилась в бескомпромиссный танк, боевую машину. Получалось в общем всё, за что бы она ни бралась. Где не хватало опыта, вывозили характер и интеллект. Профессию выбрала импульсивно, связанную с коммуникациями. Пиарщик умеет всё: рожать крутые идеи, превращать их в стратегии и тактики, делать мероприятия, общаться с людьми и, конечно, писать тексты. Но не те, не такие. Элька хотела писать книги и сценарии.
Рисовать она научилась. Пару месяцев они с институтской с подругой ходили к известному городскому художнику. Он был обрюзгл, некрасив и неопрятен, и к тому же похотлив – норовил прикоснуться к их юным телам, сказать сальность и плотоядно наблюдать их реакцию. Сам же воображал себя средневековым мастером и требовал от учеников служения – купить кефира, подмести его старый двор, покормить кур. Ей быстро надоело. И рисовать она начала сама, лет десять спустя. В какой-то момент рука потянулась к бумаге, и на блокнотные и альбомные листки посыпались рисунки, шариковыми ручками и карандашом, позже – пастелью и акрилом. Рисование отвлекало и было отдушиной. Держа в руках кисть, мелок или карандаш, ей было легче думать о текстах. Но рисовать было проще, чем писать.
Она делала еще кучу разных интересных, полезных и вредных вещей. Но не писала тексты. Изредка возвращалась к письму, когда было совсем трудно и больно. Тогда Элька уходила в текст с головой, проезжала свои остановки, училась сама у себя, как прописать сцену и развернуть сюжет, всё приходило само собой, герои оживали, её поглощал процесс. Большинство друзей эти тексты не читали. Только немногие, может, из вежливости, хватало их ненадолго. Кому-то в ее опусах не хватало боли и реализма, кто-то, наоборот, хотел больше сантиментов и фантазии. Были и те, что хвалили. Но, наверное, им все равно было не очень интересно. А может, тексты ее были не так хороши. Так думала Элька. Своя жизнь для людей важнее чужих текстов.
Элькина жизнь сложилась причудливо и необычно, были в ней совсем неординарные события и множество забавных происшествий. Она любила действовать и наблюдать тоже. Интересное встречалось на каждом шагу. Рассказывая свои прожитые или схваченные за крыло на улице истории, она частенько слышала в ответ – не может быть, ты всё это придумала. Так Элька всё больше убеждалась, что жизнь, как она есть, покруче любого сценария и книги.
Историй у неё было много. Они просто требовали, чтобы Элька вынула их из себя. Но чем взрослее становилась Элька, тем больше то, что именуют жизненным опытом, гасило страсть и решимость писать. Элька была философом. И длительный контакт с реальным миром сменил её оптимистическое кредо на депрессивный реализм. Всё уже сказано до меня, думала Элька. Всё уже написано. Что я могу дать этому миру? Мне нечего сказать, такого, чтобы кого-то удивить. Кому нужны мои тексты? Даже друзья не читают. А в мире так много тех, кто пишет – сейчас стать писателем не проблема. Проблема в том, что ты один из миллионов подобных. И многие из них пишут гораздо лучше.
Элькин перфекционизм дико мешал ей. Если минарет, значит, выше всех, так, кажется, пел когда-то Шклярский. Песня была любимой, но свои попытки творчества Элька минаретом не считала. Подсыхающее жёлтое солнце-крокодил издевательски подмигивало ей со старого размокшего альбомного листа на детсадовском низком столике. Большая тетя Катя с красно-рыжей химзавивкой советского образца нависала над маленькой Элькой и бесцеремонно выносила свой вердикт. А остальные дети хором смеялись.
Ещё эти идеи. Они так толклись в голове и стремились наружу, отпихивая друг друга локтями, что не хотели уступить друг другу очередь. И Элька не могла выбрать лучшую, ту, что первой должна попасть на бумагу или в вордовский файл. С чего начать? Идеи прессовались в бетонный блок, который накрывал Элькину душу изнутри и загораживал выход в мир. Так стихийно создаются автомобильные пробки. И Элькина творческая часть томилась за бетонной плитой из живых идей и не могла даже пискнуть. А перед белизной листа и экрана впадала в прочный рептильный ступор. Ее фабулы и сюжеты казались ей обычными и скучными, тексты – не забористыми и либо слишком сложными, либо уж очень простыми.
Жизнь текла в своем стиле – песком сквозь пальцы. Уходили близкие, сменялись люди и события. С работой перестало получаться. Элька заскучала, выгорела. Она заводила себя всякими способами, но каждая новая попытка заканчивалась хуже предыдущей. Элька выбиралась из них всё тяжелее. Когда же оказывалась на свободе, с небольшим запасом денег и перспективой заниматься чем угодно – ей становилось весело и легко. Она все меньше хотела обратно, в офисный трафик и борьбу за карьерное выживание. Друзья уже открыто говорили – может, ты занимаешься не тем, чем нужно? И твоя профессия – на самом деле не твоя? Она и сама думала об этом. Но адски трудно было свернуть с наезженной привычной колеи, где все умеешь и знаешь, как.
Тем не менее, Элька искала. Безуспешно. Прошла кучу психологических тренингов и марафонов, занялась эзотерическими практиками, научилась множеству техник по самокоррекции, обретению вдохновения, ресурсов и смыслов. Увлекалась, остывала, шла дальше. В поисках своих она даже добрела до литературных курсов, но благополучно их слила, не написав ни строчки из задуманного. Опять не могла выбрать идею из множества и боялась, что не получится – и что получится, тоже. Она сидела на курсе и слушала коллег, у которых – получалось, хуже или лучше, у некоторых технично и талантливо, у кого-то – вообще гениально. И тень рыжей тети Кати с крокодиловым солнцем нависала над ней.
Депрессия накрыла неожиданно, в момент стремительного и токсичного любовного романа. Она подбиралась давно, но Элька не осознавала, почему мир блекнет и ей, энергичной и экспрессивной, хочется сложить руки и ноги и утонуть в этой блеклости. Она определяла это состояние как «нет радости» и списывала на печальный социум вокруг, возраст и гормоны. И все больше подчинялась рутинному ходу вещей. Пока ее не шарахнуло и не швырнуло на дно разрушительной волной ядовитых отношений. Элька выныривала долго и мучительно. Говорят, в момент смерти перед глазами проносится вся твоя жизнь. Перед Элькой жизнь пронеслась, когда она заставляла себя медленно подниматься со дна. Ибо жить все же хотелось.
«Если вы не делаете того, что вам назначено – а именно, не пишете, хотя рождены писать – у вас все пойдет прахом, вы будете несчастным, бедным и больным» – слова сценарного гуру, запавшие ей на одном крутом марафоне, теперь горели огненной указательной стрелкой – тебе сюда.
Элька ушла в дауншифтинг, сменила профессию, стала рядовым специалистом в хорошей правильной компании. Там ее принимали такой, как есть. Опыт помогал делать работу легко и красиво. Остальному она быстро училась. Небольшие куски свободного времени Элька посвящала письму. Каждый день она открывала свой творческий файл в ноутбуке. Идеи все так же толклись в очереди. Она говорила им – привет! – и брала любую, самую настырную или первую попавшуюся. Она писала, хорошо или плохо, есть настроение или нет. Так учишься ходить после долгой безнадежной болезни. Говорить после многих лет безмолвия. Рыжая тетя Катя постепенно бледнела и съеживалась, а солнце-крокодил стало близким и любимым. Каким бы оно ни было, это – личное Элькино солнце, солнце ее персонального мира. Для неё оно всегда будет щедрым и ласковым. Живым. У жёлтого крокодила отросли большие зелёные крылья. Элька пишет.
Елена Артемьева - кандидат политических наук, политолог, генеративный психотерапевт, коммуникатор, писатель, поэт, сценарист, г. Москва
