Март 2025 года. Курская область, деревня Прялкино.
Штурмовая группа солдат России зашла в сельское поселение. Ветер гнал по серому небу разорванные облака.
В одном из дворов из-за покосившегося забора, с осторожностью выглядывает сухонькая старушка со сбившимся платком на седых волосах. На ребят смотрят прищуренные выцветшие глаза. Она воскликнула:
– Наши?.. Сыночки, родненькие, наконец-то!
Парни в военной форме, с эмблемой российского флага на рукавах, подошли ближе. Командир протянул бабушке пластиковую бутылку с водой:
– Вы здесь одна? Надо эвакуироваться! Опасно, мать, тут оставаться.
– Ребятки, не могу я. Дед мой лежит за избой – похоронила в огороде, где земля помягче. Как без него? – махнула рукой. – Там Алексеич сам грядки и копал. Хороший был хозяин, весь двор на нём держался... Не уберёгся. – пригорюнилась, краем платка утёрла глаза. Продолжила:
– Звери-нехристи двор с домом порушили. Только в погребах все и спасались. Воды нет. Людка-соседка пошла к колодцу, с ней мужик ейный, а их в спину застрелили. Я ж не знала, где она, а как поутихло, эти зверюги ушли, смотрю, а там баба лежит и юбка на ней евойная – Людкина. Ой, соседушка моя горемычная!
– Мать, не плачь, поможем. С нами медик, что у вас болит?
– Душа болит!.. А так, слава Богу, сыночки, я крепкая, выдюжила.
Постояли, помолчали. Парни достали из заплечных сумок галеты, консервы, баклажку с водой.
Командир приказал группе двигаться дальше, оставив раненого в ногу бойца подлечиться, уточнив адрес и имя хозяйки. Та ответила, что до войны улица звалась Линейная, а дом был за номером 14, проживали Фомичёвы Степан Алексеевич и Татьяна Игнатьевна: «Теперь одна я на всю улицу. Может ещё кто из соседей вернётся? Вы уж, родненькие, нас не бросайте!»
Раненому бойцу командир сказал:
– Артист, остаёшься! Ранение серьёзное, за нами не угонишься. Вон, Татьяну Игнатьевну охраняй, да хозяйство помоги поправить.
И ушли, растворились в наступающих сумерках.
***
Парень, присел на поваленное деревце и, поморщившись, вытянул больную ногу. Игнатьевна засуетилась:
– Надо печку глянуть, а вдруг целая? Картошка в подполе есть, я вот ею и спасалась, грызла по чуть-чуть: есть и пить не сильно хотелось. А чего это главный тебя Артистом назвал, имя такое странное?
– В детстве на баяне играл. Вот если сыщется инструмент и тебе, бабуль, сыграю. Сейчас немного отдохну и начнём у тебя порядок наводить. Зови меня Михаилом, Мишей.
– В хату зайдём вместе? Сама боюсь. Помню, как с дедом сидели, а тут что-то красное бахнуло, мы упали, но стёкла нас не посекли, шторка задержала. Собака с котом куда-то делись. А второй раз бахнуло, тут потолок не выдержал, обвалился. Мне слегка плечо задело, а деду моему балка грудь продавила. У него сердечко слабое было, вот оно, и не выдержало. Зову его, зову, а он уже не дышит. Пыль ему с личика вытерла, у него кровь изо рта. И всё, скончался мой Степан Алексеевич. Я покричала, поревела, а похоронить-то надо. Крестик ему в ручки положила, в чистую простынку завернула, да на покрывале вытащила за дом. Там, где помягче земля, там и упокоился мой муж. – еле сдерживая рыдания, рассказывала старушка.
– Бабуль, не переживай, перезахороним твоего Алексеевича, как положено по русским традициям и памятник поставим обязательно!
Татьяна Игнатьевна показала маленькую икону, что хранила на груди:
– Днём и ночью молилась ей, Пресвятой Богородице, просила о её милости к нам грешным.
Михаил поднялся, приобнял женщину за плечи:
– Давайте, посмотрим, что можно поправить по хозяйству на первое время.
Парень заглянул в разбитую хату. После чего проковылял к сараюшкам:
– Строение-то это покрепче будет, перебирайтесь пока сюда, я вам печку сварганю для тепла и себе готовить будете... Эх, а сейчас, как затеем с вами солдатскую кашу – гречневую с тушёнкой!
На скорую руку сложил подобие «мангала» из остатков кирпича. Развёл костёр, потянуло дымком. Отыскалась кастрюля с погнутыми боками, зато не дырявая.
– Сильно не разводите огонь, вокруг-то ещё не спокойно.
– Да сыночка мой родненький, я уже радая, свежим воздухом дышу, да вас вижу на дворе своём. Молиться буду за вас и Богородицу благодарить, что меня уберегла.
Совсем стемнело. Уселись напротив друг друга и принялись за ароматную кашу, пахнущую дымком. Баба Таня, ела аккуратно, держа ладонь, сложенную «ковшиком» под ложкой, стараясь не уронить ни крупинки. Михаил глотал по-мужски шумно и споро.
– Вы, бабуль, берите больше, а то я разохотился, вперёд вас начал метать. – парень пододвинул кастрюльку ближе к старушке.
– Что ты, милый, нельзя много, я ж поголодала, да и старая, уже и сыта. А на тебя любо-дорого смотреть, – ешь ты, как мой Алексеевич, когда с работы приходил, также ужинал. Вот жалко, хлеба нет – покойный уважал хлебушек – как отрежет ломоть, так в руке еле помещается! - Геннадьевна прислушалась, убрав с левого уха платок:
– Кажись, Громчик вернулся? Пёс наш. Вон, под яблоней, где Степаныч лежит, воет... Громчик, Громчик, иди сюда!
К ним с опаской приблизился худой лохматый кобель. Михаил налил ему воды в банку из-под тушёнки. Громчик с жадностью выхлебал всё до последней капли. Дали ему потом и каши с галетами.
– Ну, вот, оставайся, не бегай больше. – Приговаривала хозяйка и гладила по голове собаку.
Михаил, подсвечивая себе изредка фонариком, собрал годные для растопки остатки веток, досок, куски деревьев и сложил в сарае небольшую поленницу:
– Что ещё надо, бабуль, говорите. На первых порах вам пока хватит для небольшого костра... Скоро уйду. Отдохнул с вами, будто дома побывал, да с мамкой повидался, – одна она у меня... Прилягу тут, посплю, если что – будите сразу.
– Поспи, сынок. Я уж сама потихоньку. Надо убираться, а ещё семена сохранила, пора и грядки затевать. Вон, даже петрушка взошла, пересидела от напасти и пошла в рост. Там пару веточек сорву для тебя, Мишенька, в ней витамины полезные, – сквозь слёзы приговаривала старая хозяйка.
Михаил-Артист что-то пробормотал в ответ, мгновенно погрузившись в глубокий сон.
Татьяна Игнатьевна с иконой Богородицы в руках всю ночь молилась о здравии воина Михаила-Артиста, командира его и за всех ребят, что, не жалея жизни, встали на защиту Родины. Помянула погибших соседей и мужа своего Степана: «Ты, дед, не серчай, я тут поживу ещё, так Богу угодно, может вернётся кто из наших, а я туточки встречать их стану.»
Утренний сон сморил и её. Привиделся ей муж Степан Алексеевич: среди небесной светлой дали посмотрел ясными глазами на жену свою Татьяну и улыбнулся ей.
Марта Вохеч - Новоселова Людмила Павловна пишет под псевдонимом Марта Вохеч, г. Краснодар.