13 июля. Наш второй день в ЛНР. Вернее, здесь я пишу о первой половине дня. Много событий, много работы, много впечатлений. В одну статью день не помещается. После завтрака и обмена впечатлениями от ночи во время обстрела ВСУ ждём транспорт, чтобы ехать в ПВР в Старобельске. Ждём долго. Переживаем о том, скольким людям могли бы за это время оказать помощь. Я вспоминаю о том, что, когда мы находимся на территории, где взрывы и выстрелы, население перестраивается на другой режим жизни.
Я это видела и в Грозном, и в Донецке, а смогла осознать только в ЛНР, и вербализовать вообще только в этой статье: у людей, живущих «на вулкане», - не понятно, когда будет уже не опасно для твоей жизни и жизни твоих близких, - меняется мышление. Перестраивается целеполагание. Выжили – уже хорошо. Взрывы – некий фон. Они забывают об опасности, они меньше придают значение происходящим событиям, особенно связанным с другими.
Люди начинают делиться на «мы» и «они». «Мы» – те, кто живет в этом кошмаре, всё потерял. «Они» – все остальные, кто приезжает, кто не лишился близких, имущества. «Им нас не понять» - эту формулу я слышала и в Крымске в июле 2012 года. Мы – психологи-волонтеры ходили по домам с сотрудниками администрации, выясняли, кому какая помощь нужна. Люди на контакт шли неохотно. У многих был ещё шок, у кого-то уже отрицание, у кого-то гнев. Они, конечно, не осознавали психологическую травму, культура обращения к психологам сформирована не была. Она не сформирована и сейчас, хотя кто такие психологи, и для чего они нужны, люди уже знают. Обращаться по-прежнему боятся.
Тогда в Крымске сильно помогало наладить контакт с пострадавшими от наводнения, когда я говорила: «В 2002 году в Новороссийске вода прошла через мой дом и офис. Я лишилась бизнеса и переехала в Краснодар. В доме упала стена, и её удалось восстановить. Сначала вообще не понятно, что делать. И что случилось ТАКОЕ – в это поверить невозможно». Я это говорила и сразу становилась частью этого «мы». Я говорила правду. Наводнение я пережила изнутри. В таких ситуациях вообще лгать не стоит. Когда находишься на территории, где постоянно ощущаешь присутствие смерти, ложь очевидна, скрыть что-то невозможно. Подлинное и ложное как два полюса. Я становилась своей, и у меня готовы были принять помощь. Почему я об этом пишу здесь? – В ЛНР мы сразу же столкнулись с тем, что люди не осознают, что у них психологическая травма, и плюс боятся принимать помощь «от них». Материальную – это конечно да, а психологическую – на это соглашались только 10% из тех, кому она нужна. Важно понимать, что нужна она всему населению, восемь лет живущему в кошмаре. И всем тем, кто в разное время в течение этих восьми лет уехал из ЛНР и ДНР. Мы приехали очень опытной командой.
У всех стаж более двадцати лет, мы кризисные психологи, много работаем и с травмой, и с ПТСР, мы сразу видим признаки травмы у людей. А признаки эти были и у официантов в кафе, у персонала гостиниц, у водителей, у военных, у продавцов в магазинах, у сотрудников учреждений, в которых и с которыми мы работали. У нас есть профессиональная этика. Мы не имеем права «ловить и лечить». Клиент должен быть замотивирован на изменения, тогда только мы можем провести качественную работу. И, соответственно, замотивировать – тоже наша функция. Это в принципе наша главная функция. Это я когда-то уже почти 20 лет назад преподавала в КубГУ, ведя курс «Коммуникативная компетентность» для студентов-психологов пятого курса специалитета. Преподавала социальным психологам. И сейчас думала о том, КАК это дают теперь кризисным психологам, специальным психологам, клиническим психологам, - то есть тем, кому в силу их профессиональной направленности придётся работать с самыми трудными клиентами. Чем хуже человек себя чувствует, тем хуже он себя ведёт.
Похоже, этому уделяют недостаточно внимания, или сами студенты в силу молодости и «комплекса компетентности», которым грешит подавляющее большинство выпускников психологических факультетов первые как минимум пять лет, не придают должного внимания необходимости установления раппорта с клиентом. Мы уже всё понимаем. Мы отдавали себе отчёт, куда едем. Мы знали, что нужно будет снимать травму, и что это может вызвать сопротивление.
Даже когда люди понимают, что им нужна профессиональная психологическая помощь, они могут не решиться обратиться к психологу. Страшно, больно, не хочется вспоминать о том, что ранит. Хочется чувствовать себя сильным. А в этих событиях ты совсем не сильный. Ты «песчинка, которую смыло волной вместе с тысячами других таких же песчинок», как сказала мне когда-то женщина в Крымске, у которой я снимала травму как раз ровно десять лет назад – 13 июля 2012 года.
То есть наша работа требовала компетенции «уровня Бог», как теперь модно говорить, хотя, говоря обо всей этой ситуации, грешно вспоминать Господа всуе. Запрос на именно такой уровень компетенции мы ощутили в полной мере, приехав в Старобельск в ПВР вместе со съёмочными группами нескольких федеральных телеканалов. Жара. Грязь, антисанитария, большой спортзал, несколько человек лежат прямо на полу на матрасах, несколько самых старых бабушек на кроватях.
Я зашла, и как обычно в таких случаях поздоровалась и сказала: «Мы психологи, и можем помочь тем, у кого тревога, страхи, панические атаки, бессонница, подавленность, раздражительность, нарушения аппетита...» - я не договорила, бабушка, лежащая на первой от входа кровати, подняла руку. «Я, - сказала она. - Помогите мне. У меня панические атаки. И ноги не ходят, я не могу до туалета дойти, в памперсе лежу». Я сразу села к ней на кровать - работать, потом пересела на стул – делала ДПДГ. Гульнара и Людмила тоже начали работу с двумя другими пожилыми женщинами, лежащими в спортзале.
Работаю с Еленой Федоровной, ей 74 года. Ноги у неё отказали после того, как её обстреливал украинский снайпер, сидящий в её квартире на чердаке, не давал ей бежать. После снятия острого состояния, Елена Федоровна стала рассказывать, что украинские военные сначала потравили их животных, - плакала, вспоминая кота и пса, которые жили у неё пятнадцать лет. Переживала, что не знает, где её муж, его положили в больницу, а потом больницу эвакуировали, куда – она не знает. Она очень надеялась, что муж жив и они когда-то увидятся. На фоне травмы здесь в ПВР обострилось всё: гипертония, диабет, проблемы с почками и мочевым пузырем. Сначала было стыдно лежать в памперсе, потом стыд притупился, панические атаки были самым сильным переживанием. Когда я начинала работать с Еленой Федоровной, она могла недолго сидеть, почти не могла ходить – медленно по стеночке раз в день до туалета. Кроме ДПДГ, я провела работу с убеждениями, обучила шкалированию состояний, мы нашли опоры на ресурсы. Состояние значительно улучшилось, после работы женщина улыбалась, встала и сама пошла в туалет. Благодарила Россию за то, что их освобождают, сказала, что каждый день молится за российских военных. Панические атаки прошли полностью, Мы заезжали в этот ПВР в другой день, но об этом я расскажу в другой статье.
Гульнара Самсонова работала с женщиной 76 лет, которая лежала на соседней кровати. При этом соседки конфликтовали, надоели друг другу, как сказала Елена Федоровна. Сын в Украине, сестра в Казахстане; во время обстрела обвалился лестничный пролёт после того, как она сделала шаг назад, снимали её с этажа военные и вывезли в больницу, а через месяц в ПВР, дом её разрушен. У женщины была апатия, страх, бессонница, сахарный диабет. Гульнара Хайдаровна провела работу: ДПДГ, диссоциация, якорение, поиск смыслов, косвенное внушение. Наступило улучшение самочувствия, пообещала использовать техники самопомощи.
Людмила Озерова оказала психологическую помощь пожилой женщине и молодому мужчине, вывезенным из Северодонецка несколько недель назад. Они потеряли жильё после бомбежки. Женщина в день знакомства находилась в состоянии депрессии. Говорила о потере интереса к жизни. Не верила, что ситуация может измениться к лучшему. Никаких действий к изменению ситуации не предпринимала. Жаловалась на отсутствие лекарственных средств для больных диабетом.
При работе нашли ресурсы в прошлом, обсудили как их применить в настоящем и будущем, изменили отношение к ситуации, нашли подходящие копинг-стратегии. Женщина вербализовала стратегии возможных действий к удовлетворению потребностей первого уровня пирамиды Маслоу. У нее заблестели глаза, появился румянец.
Мужчину вывезли в ПВР, когда у него разрушился дом. Сестра в другом городе, родителей нет. Хочет найти работу. Но у него проблемы с утерянными документами. Он встревожен, не уверен в себе. В процессе общения Людмила Леонидовна оказала ему психологическую поддержку, подняла самооценку, они отработали копинг-стратегии.
Мы могли провести работу с остальными людьми в этом спортзале, но они не хотели общаться с психологами. Тогда мы записали, какие лекарства нужны людям в Старобельском ПВРе и поехали в Рубежное. История работы в бомбоубежище «Дельфин» в Рубежном достойна отдельной статьи. Мы получили множество информации к размышлению, которой я поделюсь с вами через несколько дней. А это некоторые репортажи о нашей работе в ЛНР 13 июля: https://rutube.ru/video/2261442d68b511541fb2bdb139df07b5/ НТВ
https://tvzvezda-ru.turbopages.org/turbo/tvzvezda.ru/s/news/202271445-fHydu.html Канал «Звезда»
https://vk.com/wall192743799_3540 Телевидение ЛНР
Инна Силенок - главный редактор, психолог, президент МОО РПП, член Союза писателей России, психотерапевт Европейского и Всемирного реестров, Мастер-тренер НЛП, эриксонианский гипнотерапевт, г. Краснодар
