Продолжим тему встраивания образа светлого будущего клиенту при работе ультра-краткосрочными методами с психологической травмой. На четвертом этапе работы с психологической травмой нам необходимо сформулировать позитивные конструктивные лингвистические цепочки, которые после их встраивания, после проведенной техники, станут убеждениями клиента и будут способствовать его новому адаптационному поведению в его жизненных ситуациях.
Построение этих лингвистических цепочек – это отдельный процесс, важно понимать как должны звучать эти новые убеждения, они должны состоять из слов клиента, не быть громоздкими, быть точными и актуальными на данном этапе жизни клиента. То есть текст этих цепочек у вдовы спустя пять месяцев и спустя семь месяцев после смерти мужа, например, выстраиваются по-разному. Мы понимаем, как работает горе, и что может принять человек, потерявший своего самого близкого человека на разных этапах горевания.
Когда мы работаем с вдовой военнослужащего, например, или с вдовой погибшего на глазах мужа, мы можем встраивать цепочку, например, что «теперь я смогу вместо него заботиться о родственниках. Мой муж хотел бы видеть меня счастливой и здоровой, и, конечно, я не скоро смогу стать счастливой, но, чтобы сберечь здоровье, я, выполняя его волю, буду о себе заботиться. Я смогу позаботиться о себе и своих близких так, как он бы этого хотел, и как он это раньше делал. Я беру теперь на себя эту функцию». Там могут быть такие фразы, там могут быть фразы, содержащие какое-то будущее: «когда будет возможность, я сделаю то-то и то-то, как хотел бы он».
Обычно, если это связано со смертью, то я прошу встроить фразу о том, что жизнь продолжается. Когда мы перерабатывали эпизод, связанный не с травмой потери, а с травмой, связанной с тем, что была большая угроза жизни или была большая серьёзная угроза здоровью, когда человек лишился руки или ноги или какой-то дееспособности, например, лишился возможности ходить, или когда у матери, например, сын наркоман, и сейчас у него ремиссия, но она не верит в то, что это надолго, она боится, и это её сковывает по рукам и ногам, - тогда мы встраиваем фразы: «Со мной всё хорошо и всё будет хорошо», «с моим ребёнком всё хорошо и все будет хорошо», или «с моими детьми всё хорошо и всё будет хорошо», или «с моей семьёй всё хорошо и всё будет хорошо". То есть если травма была нанесена тем, что была угроза жизни и здоровью, то мы обязательно встраиваем конструкт «со мной всё хорошо и всё будет хорошо», «с моей семьёй всё хорошо и всё будет хорошо». Или «с моими детьми всё хорошо и всё будет хорошо».
Когда мы встраиваем лингвистический конструкт, мы проделываем снова движения руками, - хлопаем, крест-накрест: правое полушарие - левое полушарие, топаем ногами: правое полушарие - левое полушарие, - одновременно и несинхронно, то есть создаем тот же самый перегруз, плюс двигаем глазами так же, как мы двигали, когда перерабатывали травматические эпизоды. А мы двигали глазами вправо-влево - правая стенка - левая стенка какое-то время. Потом мы двигали вверх-вниз, то есть пол - потолок какое-то время. Потом диагональ - правый верх - левый низ какое-то время, потом диагональ левый верх - правый низ какое-то время. И я смотрю, отслеживаю состояние клиента, и я вижу изменения. Потом глаза вниз - правое колено - левое колено, то есть у него глаза идут в область внутреннего диалога и кинестетики, - туда-сюда. И на фоне клиент проговаривает вначале же те фразы, которые приходят в травматическом опыте. Когда мы встраиваем позитивную, конструктивную, лингвистическую цепочку, мы проходим сначала глазами по всем тем темам, которые у нас были, то есть по всем тем направлениям, которые были, когда мы перерабатывали травматический эпизод. Делаем всё то же самое, только проговаривая уже фразы с позитивной лингвистикой. Мы начинаем это делать, после того как мы снизили интенсивность реакции на травматические эпизоды до 1-2 баллов. Мы их снизили, и по мере того, как мы их снижали, менялись субмодальные характеристики картинки травматического эпизода.
Картинка травматического эпизода может совсем исчезнуть. Или она может сильно поменяться внешне. Например, недавно я работала с женщиной, которая в детстве, когда она с родителями тонула, чуть не утонула, но они там были спасены. Сначала была картинка, что их смоет волной, и погибнет папа. Потом была вторая картинка травматическая, когда они все вместе тонут. По мере переработки травматического эпизода исчезла картинка травматического опыта, то есть не стало этой картинки. Когда я работала, например, с матерью раненого и потом умершего её старшего семнадцатилетнего сына, у нее сначала была картинка заросшей могилы, на которую никто не приходит, поросшая бурьяном, а потом по мере переработки она увидела аккуратненькую ухоженную могилку. Она видела вначале ситуацию, как сын мучается, и никто к нему даже не подходит. А в конце переработки этого эпизода она увидела, что ему помогают, и что его душа легко уходит, покидая тело и взмывает вверх. У неё это было так представлено. Это бывает у людей по-разному.
У меня как-то была психиатрическая клиентка, которая ненавидела своих родителей, они её били в детстве, потом она била свою дочь, она приезжала ко мне из другого города на приём. Она ехала ко мне 4 часа в один конец и 4 часа назад, и мне нужно было за один прием убрать у неё травму и последствия травмы. И она приехала и привезла с собой свою дочь. А дочь у неё - трудный подросток, и я сначала работала 2 часа с дочерью, тоже была непростая тема, а потом ещё с её, «озверевшей» за время дороги матерью. И мать, когда ко мне вошла, была в состоянии истерики, она кричала, «поливала грязью» свою дочь, потом своих родителей, потом своего мужа. То есть у неё накопилась агрессия, она её на меня пыталась вылить и, похоже, надеялась, что я откажусь от работы с ней и испугаюсь. А у меня в таких случаях включается здравый смысл. Ну да, я понимаю, у женщины истерика, да, я истерики у людей не люблю. Но это же не значит, что я не буду с ними работать как психотерапевт. Но это же не значит, что я не помогу им как клиентам. Помогу конечно. А эта женщина решила меня провоцировать. Она провоцировала, провоцировала, - что только не делала. А я всё равно с ней работаю, ну я просто понимаю, человек 4 часа ехал. И потом я сняла все травмы и проблемы с её дочери. И если сейчас бедного ребёнка поместить обратно с такой жуткой матерью, это всё откатится назад. И я запаслась терпением из человеколюбия и жалости к этой девочке, которая в общем-то ни в чём не виновата, ей просто не повезло с матерью. Конечно, девочка пограничная, как у матери психотика, - это так почти всегда, никуда от этого не денешься. Но девочку жалко, сейчас если мать в порядок не привести, то вся моя работа с девочкой пойдёт насмарку. Я не могла этого допустить.
Поэтому я решила, что бы она мне там не устраивала, я у нее и травмы и проблемы уберу. И убрала. Клиентка рассказывала мне, что она хочет, чтобы ее родители умерли, она их хочет убить, она их хочет закопать. И я говорю: «Да, давайте, представьте, что убиваете. Вот Вы их убили, и дальше, что будет происходить?» То есть я ей предложила всё это прожить. Она, конечно, удивилась, она думала, что я сейчас начну пугаться, с ней спорить, доказывать, что так нехорошо. А какой смысл психологу доказывать, что что-то хорошо или плохо? Я что, её воспитывать буду? - Нет, конечно! Мне нужно посмотреть, что с ней будет происходить. Она же физически не убьёт, ей нужно пережить смерть не самих родителей, ей нужно пережить смерть своего отношения к ним, тех своих частей, которыми представлены родители в её структуре личности, - уже устаревших, раз она пришла ко мне с этой проблемой.
Когда человек в своём внутреннем опыте, в своём внутреннем визуальном пространстве кого-то там убивает, хоронит, он же не их хоронит, он хоронит свое к ним отношение на этом жизненном этапе. И для того, чтобы построить новое отношение, надо, чтобы он завершил старое. Мы периодически переживаем смерть и рождение, то есть смерть чего-то, что-то отмирает. При этом что-то рождается новое. Иногда это бывает какая-то мелочь, а иногда какой-то крупный этап. И она у меня это всё переживала. И у неё были сначала картинки страшные картинки в воспоминаниях и представлениях. Штук семь техник мы с ней сделали, конечно. Работала я с ней часа два с половиной, давала ей перерывы, чаем её отпаивала. А потом опять мы работали. То есть процесс непростой был и длительный. Я с ними двоими – с дочерью и матерью работала подряд часов пять, - это нелегко, конечно, и требует энергетической мощности, большой силы от специалиста.
Я, работая с ней, просила описывать, что она видит, и она проговаривала все, что она видит. Вот она их «убила», вот она их «похоронила», вот она их «закопала». И вот «могила, которая заросла травой, она уходит от этой могилы, и всё выше эта трава». Я говорю: «идите дальше, куда Вы приходите?» И она приходит в какую-то черную пещеру, ей страшно. Я говорю: «идите в пещеру». Она боится, плачет, но проходит в пещеру, она проходит ещё дальше.
- И что там? – спрашиваю я.
- Ничего.
- А что за этим «ничего»?
- Ничего.
И вот она проходит всё дальше и дальше через это «ничего». И она тоже «умирает», и потом она «рождается» и выходит в свет. И идёт дальше. И она проходит потом через воду, и она очищается, у неё появляются крылья ангела, и она встречается со своими родителями там, и она там в высших сферах с ними договаривается, и она просит у них прощения, и она их сама прощает, и они её прощают, и она возвращается на эту могилу, и она начинает за ней ухаживать, и на ней вырастают цветы, и оказывается, они вообще не умерли, и оказывается, она похоронила не их. То есть эти все трансформации происходят, и когда она переходит через все эти трансформации, она наконец может признать, что она любит свою дочь, а до этого она говорила, что она дочь ненавидит. И когда она прошла через все эти этапы, оказалось, что она уже любит свою дочь, она, оказывается, уже любит и своего мужа. Оказывается, уже всех близких своих она любит. Ей это трудно говорить, но она говорит. Очень сильно менялась вся лингвистика. Картинки менялись, и менялась лингвистика. И когда мы встраивали для нее позитивные фразы, то это были такие фразы, как «я прощаю своих родителей», «они научили меня...» и то, чему они её научили.
Я не все детали помню, это уже было года два назад, наверное. Яркий был случай. Со смертями, рождениями, похоронами, убийствами и так далее. "Я люблю свою дочь, я научусь её принимать такой, какая она есть. У меня всё хорошо и всё будет хорошо, у моей семьи всё хорошо и всё будет хорошо". - Эти фразы, такие обобщения мы встраивали. И когда она это проговаривала первый раз, по десяти-бальной шкале степень уверенности в том, что она проговаривала, была 4 балла. И нужно это проговаривать и делать эти все движения. Мы проговариваем эти новые фразы, позитивные и конструктивные, содержащие в себе только позитивную семантику. И немало времени понадобилось на то, чтобы уверенность в этих позитивных и конструктивных фразах поднялась с четырех до девяти баллов по десяти-бальной шкале. Но это произошло. И работа была завершена. И клиентка не просто осталась довольна, у нее изменилась жизнь, как она потом писала. «И дочь ее стала лучше себя вести, как-то поспокойней стала».
Через некоторое время мы продолжим разговор о встраивании образа светлого будущего клиенту при работе с тяжелой психологической травмой моими авторскими ультра-краткосрочными методами.
Инна Силенок - главный редактор, психолог, президент МОО РПП, член Союза писателей России, психотерапевт Европейского и Всемирного реестров, Мастер-тренер НЛП, эриксонианский гипнотерапевт, г. Краснодар