Уважаемые читатели! Сегодня мы предлагаем вашему вниманию интервью с доктором медицинских наук, профессором Владимиром Антоновичем Доморацким, руководителем модальности «Эриксоновская психотерапия и эриксоновский гипноз» и тренером международного класса в ППЛ, вице-президентом СРО «Союз психотерапевтов и психологов».
Инна Силенок: Владимир Антонович, начну с традиционного вопроса. Вы психотерапевт, тренер. Обучаете специалистов – психологов и психотерапевтов. Пишете книги. Какая деятельность занимает в Вашей жизни главное место?
Владимир Доморацкий: В первую очередь я, наверное, психотерапевт и ещё сексолог, и мне всегда нравилось терапевтировать клиентов. Учить я тоже люблю, книжки писать, но знаете, последние годы как-то не очень пишется. Тем не менее, во многом благодаря ковиду, который нас заставил на время отказаться от бесконечных перелетов и усадил на удалёнку, я значительно переработал и расширил, на мой взгляд, весьма полезное для практиков, работающих в краткосрочном формате, руководство «Краткосрочные методы психотерапии». Его 2-ое издание вышло в свет в издательстве «Психотерапия» в декабре 2020 года.
Инна Силенок: Поздравляю! Это очень приятно и полезно для всех нас. Владимир Антонович, Вы работаете психотерапевтом и сексологом, и Вы разделили эти два направления.
Владимир Доморацкий: Наверное, это тоже неправильно их разделять, но всё-таки сексология – это область очень специфическая. Я знаю об этом не понаслышке, потому что обе мои диссертации - кандидатская и докторская написаны на стыке сексологии, психиатрии и психотерапии. Ведь сексологии как отдельной ВАКовской дисциплины нет, и боюсь, что не будет.
Но я хочу сказать о другом. Мой научный шеф – главный сексолог Советского Союза, а позднее Российской Федерации, руководитель моей кандидатской и консультант по докторской диссертациям – профессор Г. С. Васильченко, - вообще считал, что специалист, не может быть аттестован, как сексолог, если он не знает психотерапии. И я готов с этим согласиться. Скажем так, он может тоже не очень сильно знал и понимал, какие требования предъявляют сейчас к психотерапевту и к объему его знаний. А с другой стороны, для врача-сексолога необходим колоссальный объем знаний по ряду смежных дисциплинам. Фактически, сексолог, если к нему приходит пациент с жалобами на проблемы в интимной жизни, должен ответить на вопрос «откуда ноги растут», связана ли его сексуальная дисфункция с той или иной патологией или проблема больше «от головы». Поэтому врач- сексолог должен хорошо ориентироваться в вопросах эндокринологии, неврологии, психиатрии, урологии, гинекологии. И вдобавок ещё быть психотерапевтом, потому что действительно многие беды в области секса от головы проистекают, но не все! Перехлёст исключительно в сторону психологизации сексуальных дисфункций с акцентом на их психотерапевтической коррекции – это другая крайность.
Инна Силенок: Конечно, безусловно! И получается, что то, о чём Вы сейчас говорите, - это больше медицинская модель работы?
Владимир Доморацкий: В данном случае – да. Сейчас в ряде учебных заведений из психологов готовят сексологов-консультантов, дают им какие-то знания в области сексологии и сексопатологии. Так вот, в идеале их должно хватать на то, чтобы такой специалист мог, как минимум, ориентироваться, в каких случаях они могут оказать помощь сами, а в каких должны направлять к специалистам медицинского профиля. Вообще с этим сейчас всё очень сложно, потому что медицинская сексология в наших странах переживает большой кризис в организационном плане. А кроме того, врачи-сексологи из профессии уходят, потому что нужно очень много чего знать и уметь, а отношение к специалистам этого профиля у организаторов здравоохранения и в обществе оставляет желать лучшего.
Инна Силенок: Владимир Антонович, обращаются к Вам люди, и дальше Вы понимаете, что у них есть какая-то патология, и их нужно отправлять к каким-то врачам смежных специальностей. Вы направляете их к врачам дальше или Вы работаете как-то одновременно с какими-то врачами в команде?
Владимир Доморацкий: Всё зависит от ситуации, потому что если я вижу, что преимущественную роль играют психологические механизмы, то я сам работаю психотерапевтически, хотя, поскольку я врач, я имею право назначать лекарства и выписывать рецепты, и в ряде случаев я назначаю препараты, потому что иногда это бывает необходимо. Там где есть, например, серьезные эндокринологические или неврологические заболевания, которые негативно влияют на половую сферу, я безусловно направляю пациентов к соответствующим специалистам.
Инна Силенок: А по последней тенденции, препараты назначаете и психологические методы применяете в каком соотношении примерно? Что чаще, чего больше бывает?
Владимир Доморацкий: Не подсчитывал. Я преимущественно стараюсь заниматься психотерапией, хотя, в некоторых случаях провожу акупунктуру - ставлю иголочки. Честно говоря, я сейчас не так много практикую, а больше учу, но пациенты у меня постоянно есть, потому что нельзя учить в отрыве от практики. Нередко, после консультации я передаю их своим коллегам, потому что за четверть века я обучил сотни специалистов. Причем, по трем направлениям: эриксоновский гипноз, десенсибилизация переработка движениями глаз (в последние годы я использую усиленную версию, называя её адаптированной. В ортодоксальном подходе её ещё называют «грязное» ДПДГ, потому что там используются гипнотические паттерны, применяется голландская версия EMDR 2.0 и др. Тем не менее, такой подход имеет ряд очевидных преимуществ перед традиционной версией EMDR и уже хорошо зарекомендовал себя на практике.
Несколько лет назад мне посчастливилось побывать на семинарах профессора Эд де Йона из Амстердама, который преподает и много практикует в Центре исследования психотравмы «PSYTREC», специализирующемся на интенсивной психотерапии наиболее тяжелых посттравматических стрессовых расстройств, включая комплексное ПТСР.
В Центре PSYTREC для лечения комплексного ПТСР используется сочетание двух доказательных психотерапевтических подходов (3 часа в день): EMDR –терапия в версии 2.0. и пролонгированная экспозиция из арсенала КБТ, а также психообразование.
Проводят в стационаре 2 курса по 4 дня подряд в течение 2 недель, причем во время стационарного лечения у пациентов до 6 час. физических нагрузок/ занятий спортом в день. Пролечивают до 150 пациентов в месяц. У 92% наблюдалось клинически значимое улучшение состояния, а у 70 % диагноз ПТСР был снят. Прерывание терапии лишь в 3,1%.
То есть у них очень хорошие результаты, причем они работают быстро. Дело в том, что та версия, которую я сам последние годы использую - EMDR 2.0, позволяет работать гораздо быстрее, чем стандартный вариант. Эд де Йон рассказывал нам, что одно травматическое воспоминание они в среднем полностью перерабатывают примерно за 17 минут, таким образом за сессию они могут переработать сразу несколько воспоминаний.
Инна Силенок: Люди выдерживают в такую нагрузку?
Владимир Доморацкий: Выдерживают, причём самое интересное, что специалисты этого центра настаивают, что при такой интенсификация процесса не требуется никакая особая предварительная подготовка. Вы знаете, что в своем большинстве, травматерапевты выступают за то, что, работе с травмой должна предшествовать Фаза стабилизации, чтобы потом не было ретравматизации. Голландцы же доказали, что, как правило, в этом нет необходимости, если использовать в работе усиленную версию - EMDR 2.0. Вообще, Нидерланды по применению этого метода находятся на лидирующих позициях в Европе. Метод EMDR используют свыше 5000 психотерапевтов, причем ежегодно их ряды пополняются примерно на 600 специалистов. Там ежегодно в области EMDR проводят множество серьёзных исследований, построенных на принципах доказательной медицины. В числе последних проектов использование метода при панических расстройствах, психозах, ОКР, страхе деторождения, зависимостями и др.
Инна Силенок: Владимир Антонович, такие интенсивные методы, которые проводят голландцы, Вы тоже используете в своей работе?
Владимир Доморацкий: Да, у меня есть примеры, когда ко мне приезжали из других городов, и я просто был поставлен в такие обстоятельства, что, ежедневно проводил сессии в течении четырех-пяти дней, причём где-то до полутора-двух часов одна сессия длилась. Конечно, они к концу совсем выдыхались, но результаты были поразительные. В прошлом году была одна барышня из Казахстана, и мы с ней проделали большую работу. У нее было тяжёлое обсессивно-компульсивное расстройство, она по три часа утром мылась, так как ей нужно было тщательно промыть волосы и смыть с себя малейшую грязь. Она училась в школе в Англии, и просто перестала посещать занятия из-за того, что у неё мытье по утрам занимало столько времени, что она сильно опаздывала на занятия. В общем, возникли проблемы, отец её забрал домой, а потом привез ко мне. Потом я с ней пару раз работал по Скайпу, и сейчас она утверждает, что вообще не думает на эту тему.
И таких примеров немало, хотя понятно, что это всё же не правило для меня, а скорее исключение. Тем не менее, у меня есть такой опыт интенсивной ежедневной работы в разных моделях причем, не только в ДПДГ, потому что даже у этой казахской девочки я применял сочетание ДПДГ и эриксоновского гипноза. Я это делаю уже более двадцати лет. В книге Стивена Гиллигена «Наследие Милтона Эриксона» есть глава, посвящённая ДПДГ и гипнозу. Там он пишет о том, что он считает весьма эффективным использование гипнотических техник и ДПДГ. Мне было очень приятно это читать, потому что я чисто стихийно пришел к этому ещё много лет назад. Попробуем разобраться в том, что лежит в основе современной голландской версии ДПДГ.
У Шапиро в основном речь идёт о системе адаптивной переработки информации, которая активируется в фазе быстрого движения глазных яблок, чтобы нейтрализовать негативную информацию, накопленную в течение дня. Фактически, метод ДПДГ, с точки зрения Шапиро, использует движения глаз или иную билатеральную стимуляцию, чтобы искусственно активизировать эту систему адаптивной переработки информации, которая перерабатывает негативное воспоминание, обращение к которому утрачивает свой прежний эмоциональный и физический дискомфорт.
Эд де Йон и его коллеги связывают позитивные изменения в ходе ДПДГ с процессами, происходящими у клиента в рабочей (оперативной) памяти. Сразу после травматического события информация о нём содержится в рабочей памяти (в гиппокампе). Если травматическое воспоминание не было переработано в фазах быстрого сна, происходит его консолидация (переход информации из кратковременной памяти в долговременную память, расположенную в неокортексе), в первоначальной, обусловленной психотравмой форме, и далее оно может длительно хранится в таком виде, создавая проблемы для клиента. Во время процедуры ДПДГ мы предлагаем ему сосредоточиться на травматическом воспоминании, вспомнить его, т. е. извлечь из долговременной памяти и снова поместить в рабочую память. В этот момент мы нагружаем рабочую память, используя быстрые и разнообразные движения глаз, аудиальную и тактильную билатеральную стимуляцию (БЛС), а также сложные постукивания, которые дополнительно выполняет клиент, другие способы перегрузки оперативной памяти (внезапные резкие звуки, счет наоборот, моргание глазами, и т. д.).
Известно, что рабочая память людей ограничена. Людям сложно выполнять более одной задачи одновременно. Использование максимально возможной для пациента скорости движений глаз – первый способ увеличить нагрузку на рабочую память и активизировать переработку. При высоком уровне беспокойства дополнительно может потребоваться ещё большее увеличение нагрузки на рабочую память, чтобы клиент во время сеанса оставался в окне толерантности и избежал весьма дискомфортного отреагирования. В процессе выполнения процедуры ДПДГ воспоминание видоизменяется, утрачивая свои негативные компоненты (отрицательные эмоции, негативные мысли, дискомфортные ощущения), затем происходит реконсолидация перезаписанного эпизода, который далее сохраняется в долговременной памяти уже в переработанной, нейтральной форме. С нейробиологической точки зрения выполнение движений глаз при ДПДГ приводит к деактивации амигдалы, возможно, поэтому при реконсолидации воспоминание теряет свой эмоциональный заряд.
Важно отметить, что для кого-то более чем достаточно простых похлопываний и движений глаз, и если усилить нагрузку на рабочую память, клиент просто потеряет воспоминание. Но смысл процедуры состоит в том, чтобы на фоне БЛС обращаться к тому воспоминанию, с которым идёт работа, а если оно не помещается в рабочей памяти, значит мы её избыточно перегрузили и надо разгружать. Это очень продуктивная идея и она намного ускоряет работу в этом методе.
Сейчас очень много нового в ДПДГ, но совершенно естественно, что я, будучи эриксоновским гипнотерапевтом со стажем, использую некоторые гипнотические паттерны там, где считаю это уместным. И понятно, что это нечто загрязняющее ДПДГ, с точки зрения ортодоксального подхода, но как сказал один ныне редко цитируемый классик, а именно - В. И. Ленин: «Практика – критерий истины». А результаты такого сочетанного использования методов весьма впечатляющие.
Инна Силенок: Очень интересно! То есть ДПДГ серьёзным образом обогащается, развивается и вышло на новый, качественный уровень. И можно говорить о то, что это уже целое направление?
Владимир Доморацкий: Кстати, могу порекомендовать ещё книгу Джима Найпа – «EMDR: полное руководство. Теория и лечение комплексного ПТСР и диссоциации». Книжка очень интересная, там описывается работа с наиболее сложными вещами ДПДГ, а именно с диссоциативными расстройствами, в том числе и с так называемым диссоциативным типом комплексного посттравматического стрессового расстройства, потому что там очень часто из за травматизации в детском возрасте формируется несколько субличностей, и уметь с ними работать и, в конце концов, интегрировать их в структуру целостного «Я». Джим Найп очень хорошо это описывает, но он работает в классической версии, что требует больше времени. А я как-то очень быстро усвоил эти вот «голландские штучки» и очень доволен теми результатами, которые получаются последние несколько лет и я, собственно говоря, так и преподаю, а в классике так не преподают.
Инна Силенок: Владимир Антонович, получается, что ДПДГ сейчас как целое развивающееся направление, в котором есть много разных ветвей, подразделов, точек зрения, разных методов работы.
Владимир Доморацкий: Да, активно развивающееся. Причём, например, в Украине сейчас есть тенденция говорить о EMDR, как – это те, кто борется за чистоту направления, строгие последователи – Френсин Шапиро. А ДПДГ – это как «Транзактный анализ: восточная версия» у Макарова, то есть ДПДГ – это восточная (российская) версия. Я некоторое время назад вёл переписку с Уди Ореном, тогдашним президентом Европейской Ассоциации EMDR, он меня «агитировал за советскую власть», т. е. за строгость обучения методу согласно разработанным стандартам и предлагал вести в рамках ассоциации EMDR семинары, которые бы показывали возможности интеграции работы в техниках EMDR и эриксоновского гипноза.
Вообще-то, сейчас многие школы психотерапии пришли к жёсткой унификации программ обучения, учебные блоки, прохождение которых подкрепляются сертификатом о достижении очередной ступеньки профессионального мастерства. В НЛП, например: практик, мастер, тренер. Сейчас, наверное, почти единственное направление, которое свободно от этого – эриксоновский гипноз, где до сих пор отсутствуют какие-либо ступени для посвящённых. Кстати, Леонид Кроль в своей книге «Острова психотерапии» описывает свои встречи с директором распорядителем фонда Милтона Эриксона, Джеффри Зейгом. По его мнению, Зейг, если бы ему дали волю, тоже придумал бы разные ступени для обучающихся эриксоновскому гипнозу. Но семья Эриксона, отстояла традиции самого Эриксона, который был противником жесткой сертификации терапевтов. Его жена и дети смогли успешно противостояла попыткам Зейга создать очередную пирамиду со строгой иерархией тех, кто практикует Эриксоновский гипноз.
Инна Силенок: Сам эриксоновский гипноз по своей логике, концепции, вообще по своему смыслу опровергает эти все иерархии и сертификации. Это очень правополушарно, и по каким критериям мы можем судить, мы договорились с бессознательным, а дальше оно выбрало, как ему лучше? И мы, не факт, что об этом быстро узнаем, может быть и никогда не узнаем.
Владимир Доморацкий: Кстати, в связи с подготовкой к Эриксоновскому гипнозу в эпоху ковида я сделал для себя такое важное открытие. Я долгие годы с предубеждением относился к преподаванию гипноза онлайн. Однако, с учётом опыта, который был вынужденно получен во время пандемии, я изменил свою точку зрения. И сейчас могу утверждать, что целый ряд тем в эриксоновском гипнозе могут быть перенесены в онлайн без какого-либо ущерба качеству обучения, а это несёт значительную экономию сил и средств иногородним участникам. Но в онлайн всё-таки существуют некоторые ограничения, которые касаются обучения контактным техникам гипноза, таким как быстрые техники наведения, постановка каталепсии, работа с идеодинамикой, техники гипноанестезии, - этому надо учиться «живьём». И мы сейчас перешли на такой смешанный формат обучения. У меня есть уже такой опыт в нескольких группах. Например, прошлогодние Питерская и Минская группы, где вживую мне удалось провести всего по одной трехдневке. Но на супервизии участники показали вполне зрелую работу, что было несколько неожиданно даже для меня. То есть оказалось, что длительного тесного общения уже и не нужно, а достаточно несколько дней в режиме офлайн. Сейчас на сайте ППЛ размещена программа моего нового курса по Эриксоновскому гипнозу на 144 уч. часа. Это 6 модулей, 3 из которых проводятся в формате вебинаров. Кстати, первый, в формате онлайн, начнется совсем скоро, 29-30 января 2022 г.
Вы сталкивались с таким феноменом, который хорошо известен всем гипнотерапевтам? Когда, благодаря глубокому присоединению, вы устанавливаете такой раппорт, такой тесный контакт бессознательных терапевта и клиента, что потом даже не очень понятно, у кого первого рождается мысль, у клиента или у терапевта, который эту мысль практически одновременно озвучивает в ходе транса, хотя они друг с другом никогда этим не делились. Так вот, этот феномен оказывается существует и в онлайн формате, что в свое время стало для меня неожиданностью.
Поэтому на сегодня оптимальным предоставляется комбинированный формат обучения, когда семинары онлайн и офлайн чередуются, потому что каждый раз ехать через всю страну учиться уже нет необходимости. Но я вам скажу, что мы в Институте психотерапии и клинической психологии, где я преподавал Эриксоновский гипноз, программа пошла как раз, когда в Москве ввели жёсткие противоковидные меры и въезд из Белоруссии был запрещен, кроме особых случаев. Тогда три семинара мы работали следующим образом. Я вел занятия с большого экрана, установленного в учебной комнате, где находились слушатели и моя помощница – Наталья Ошемкова, которая училась у Гипзбурга, и сама уже не один год преподает ряд тем по Эриксоновскому гипнозу. Она помогала на месте слушателям в отработке гипнотичексих техник и сама показывала работу вживую. Потом было несколько семинаров онлайн и только 2 последних я провел в Москве вживую. Группа показала на супервизии очень приличные навыки работы в трансовых техниках. Поэтому значительную часть, а в крайних случаях даже может быть большую часть материала по гипнозу можно давать онлайн. Здесь хорошо помогают записанные заранее ролики с различными техниками и, конечно, работа со слушателями через экран в индивидуальном и групповом формате.
Инна Силенок: Я согласна, это действительно так, мы, как и многие, уже тоже так работаем.
Через месяц мы предложим вашему вниманию вторую часть интервью с Владимиром Антоновичем Доморацким.
Интервью взяла Инна Силенок
