Интервью с Елизаветой Романовой

Светлана Гончаренко (Алкея)

Уважаемые читатели! Предлагаем вашему вниманию интервью с Елизаветой Романовой - руководителем литературно-музыкального поэтического клуба «Лира» при Доме культуры Всероссийского общества слепых. Интервью взяла Светлана Гончаренко (Алкея).

Литературно-музыкальный поэтический клуб «Лира» был воссоздан в июле 2024 года при поддержке и личном участии активных членов общественных организаций – Кубанского отделения Межрегионального союза писателей, Кубанского отделения Клуба писателей Кавказа и литературного объединения «Книга» г. Краснодар. У «Лиры» насыщенная история длиною в двадцать лет: много побед, много утрат, много творческих активностей и широкая известность в городе и за его пределами. Как и многие подобные общественные объединения, держащиеся порой на чистом энтузиазме участников, «Лиру» постиг долгий период застоя, упадка и полного исчезновения из общественной жизни Краснодара. Но вот настало время, когда неравнодушные граждане и активисты культурного добровольчества, наконец-то, нашли способ восстановить утраченный клуб. Сегодня об истории «Лиры» и её возрождении, о пишущих людях с инвалидностью по зрению и особенностях инклюзивного творчества мы поговорили с руководителем клуба Елизаветой Романовой.

С Лизой мы знакомы с 2014 года. Я хорошо знаю её творчество, всегда была рада содействовать её продвижению и способствовала тому, чтобы её деятельность по возрождению клуба для незрячих авторов была максимально успешной. Наше общение в совершенно непринуждённой форме проходило после одного из мероприятий «Лиры» в ДК ВОС.

Алкея: Расскажи, Лиза, о том, как всё начиналось, а главное, с какими целями и задачами существовал клуб долгие годы, и что с ним будет теперь.

Е. Романова: Музыкально-поэтический клуб «Лира» был создан в 2004 году при Доме культуры номер один, а также при Доме культуры Всероссийского общества слепых. Цель клуба тогда состояла в том, чтобы дать возможность незрячим авторам публиковать свои произведения. Прошло много лет, менялись руководители, менялась направленность клуба. Теперь у нас достаточно чёткая направленность, мы вышли на инклюзивную деятельность. Теперь мы принимают не только литераторов, но и композиторов, музыкантов, готовых работать с авторами, авторов песен. И в нашей деятельности самое важное то, что незрячие авторы в силу своих проблем со здоровьем постесняются отправиться в ЛИТО (литературное объединение – прим. Алкеи) к зрячим авторам. Потому что на них там будут смотреть, как – «ой, пришёл незрячий, бедненький, давайте его пожалеем», либо он боится, что его вообще не заметят. Это две самые страшные фобии, которые преследуют автора, когда он идёт куда-либо. В результате текст потеряется. А нам важно именно работать с текстом. Таким образом, наша задача – пригласить к незрячим зрячих авторов, которые адекватно воспринимают творчество вне зависимости от физиологических особенностей автора. И такие авторы у нас есть, и мы этому очень рады.

Алкея: «Лира» существует уже двадцать лет. Это довольно большой промежуток времени. Скажи, пожалуйста, Лиза, когда ты со своим творчеством, влилась, вписалась в этот большой творческий процесс? И как проходило твоё знакомство и включение в деятельность «Лиры»?

Е. Романова: Это был 2006 год. Я на тот момент уже лет пять писала стихи, но серьёзной работой и вычиткой стихов, конечно же, мы занялись именно в «Лире». Тогда я, девочка-студентка, филолог, пришла со своей сказкой, которую я потом редактировала гораздо позже, дрожащим голосом её читала. На меня очень строго смотрели и очень строго принимали в «Лиру». Мне сказали: «Ну, сойдёт. Возьмём девочку». Очень строгий был руководитель, прекрасный – Галина Ивановна Костоусова. И всё было тогда классично, я бы сказала, академично. И это держало «Лиру» в определённых рамках, и «Лира» имела свой вес и авторитет в городе. Я заканчивала тогда первый курс филологического факультета. Здесь был какой-то литературный конкурс. Я помню эту приёмную комиссию, которая на меня строго взирала, которая меня принимала. Это было очень сильно. Спасибо автору, который меня привёл сюда, это Константин Александрович Антишин. Кстати, тогда в «Лиру» было не вступить без рекомендации члена Союза писателей России, либо члена Союза журналистов. И такая рекомендация была у меня от К.А. Антишина. И меня приняли. Было участие в сборниках, выходили они с разной периодичностью, примерно раз в два – три года. К сожалению, плоскопечатные. На тот момент не было ещё у нас в библиотеке (библиотека для слепых им. Чехова – прим. Алкеи) больших возможностей, как сейчас. Сейчас библиотека владеет огромным потенциалом, и можно издавать великолепнейшие книги. Это и выпуклые картинки, и шрифт Брайля, и плоскопечатная «укрупнёнка» (крупный шрифт – прим. Алкеи). Плюс ещё можно QR-код выпуклый сделать в книге, ещё и послушать. Это всё в одной книге.

Алкея: Все возможности. То есть, современные технологии помогают и создают возможности и для авторов, и для читателей встретиться друг с другом. Ты упомянула, Лиза, библиотеку. Расскажи, пожалуйста, немного о ней. Вот ты пришла в «Лиру» и начала взаимодействовать с этой библиотекой им. Чехова, да?

Е. Романова: Я сначала стала взаимодействовать с библиотекой им. Чехова. Первые объекты в Краснодаре, с которыми я познакомилась в 2005 году, это был непосредственно Кубанский Государственный университет и библиотека им. А.П. Чехова, в которую я приехала готовиться к поступлению на филологический факультет. Так как я купила тесты, специализированных никаких не было, я купила тексты для абитуриентов, поступающих на филологический факультет. Эту книжечку тестов мне нужно было читать. Здесь стояла читающая машина, называлась она «Инфо-100». Кладёшь в неё листик, она сканирует и говорит: «Читающая машина «Инфо-100» готова к работе». Нажимаешь на зелёненькую кнопочку, и она скрипучим компьютерным голосом читает всё, что насканировала. Вот так я готовилась. Почитала материал, потом сидела отвечала на вопросы. Между экзаменами я сидела здесь, в Чеховке. В дальнейшем библиотека меня приглашала на встречи, на концерты. Есть у меня даже эссе, недавно вышло. Здесь был замечательный библиотекарь Анатолий Дмитриевич Григорьев, который работал здесь с 1958 года до 2010 года. Я назвала статью «Неизвестный библиотекарь». Он настолько меня курировал. Если я не появилась в библиотеке в течение трёх недель, он звонил в деканат: «Где Романова?» Меня вызывали в деканат, спрашивали: «Что ты натворила? Нам позвонили из библиотеки для слепых. Ты что-то там задолжала?» Нет, вроде бы нет. Мне уже страшно, что же я сделала. «Сделай так, чтобы нам больше не звонили.» Приезжаю. «Анатолий Дмитриевич, что случилось?» «Тебя не было три недели. Я забеспокоился.» Вот так это было.

Алкея: Поскольку мы говорим об инклюзии, о людях слепых и слабовидящих, очень важно было бы, чтобы ты рассказала о себе. Когда у тебя появились проблемы со зрением, какие диагнозы тебе ставили, как ты это пережила? Я понимаю, что тебе это, возможно, будет трудно…

Е. Романова: Это относится к поэзии?

Алкея: Для меня очень важно понять человека с его жизнью. Потому что ты вот такая пришла и рассказываешь. И я не сразу поняла, что у тебя проблемы со зрением.

Е. Романова: Это круто для меня!

Алкея: Я сама имею проблемы со зрением и не очень хорошо вижу. Когда мы с тобой первый раз встретились, там был приглушённый свет в квартире (дело было на поэтическом квартирнике в 2014 году).

Е. Романова: Там горели свечи!

Алкея: Да! И я не увидела и не узнала. Для меня ты была феей, богиней, ведуньей. Я сразу влюбилась в твоё стихотворение «Ведунья». И я узнала, что у тебя проблемы со зрением, спустя какое-то время, я присмотрелась уже при свете дня, поняла всё и подумала: «Вау!» Для меня это было открытием, и я сразу поняла, что ты – мой герой. (Лиза смеётся.) Я сама пережила операцию на обоих глазах, поэтому знаю, что такое не видеть. Две недели как минимум я была абсолютно без зрения.

Е. Романова: Незабываемый опыт.

Алкея: Да, такова жизнь. Поэтому поделись немножко. Я понимаю, что это может быть больно, и не очень хочется говорить. Но, пожалуйста, поделись. Люди, которые этого не знают, они нас вообще не понимают.

Е. Романова: Я сейчас прекрасно понимаю, о чём ты говоришь, Света, потому что я не только филолог, я ещё и тифлопедагог^[1]. Потому сейчас я буду говорить как тифлопедагог. Нельзя смешивать тифлопедагогику и филологию, это две мои разные деятельности. Моё заболевание носит ещё внутриутробный характер, то есть, я приобрела его ещё на эмбриональной стадии. Воспаление зрительного нерва повлияло на то, что я родилась с врождённой катарактой, это мутные хрусталики. У кого-то это появляется к семидесяти годам, а я родилась с воспалённым зрительным нервом и помутневшими в результате этого хрусталиками. Операция по удалению хрусталиков, которая была сделана первой, была не совсем удачной, мне передозировали наркоз и занесли инфекцию, при чём это было в Москве. Привет институту Гельмгольца^[2], в который я ни ногой! Как бы мне ни говорили, что там сейчас прекрасно.

Алкея: Тебе сколько лет было?

Е. Романова: Два с половиной года. Я весила восемнадцать килограмм, а мне дали наркоз на двадцать четыре килограмма. Я проснулась позже, чем положено. Мы тогда жили в Кабардино-Балкарии, в Нальчике.

Алкея: Ты там родилась?

Е. Романова: Да, я родилась именно в Нальчике. Хотя у меня родственники, прадед и прабабушка, родились на Кубани. И очень повезло мне, что в этот момент в роддоме наблюдала меня буквально с рождения профессор Айдарова Елена Мухамедовна. Она была ведущим специалистом в Кабардино-Балкарии. Она, видимо, искала для какой-то своей работы такие случаи, возможно, в каких-то монографиях описан мой диагноз. Но я искренне благодарна этой женщине-профессору, которая спасла меня. Моя мама тоже имеет проблемы со зрением, и Елена Мухамедовна вела меня с рождения. И когда мы потом вернулись с Москвы, обнаружилось, что у меня пошла какая-то красная сетка по левому глазу. Через неделю после передозировки меня снова положили под наркоз, для того чтобы спасти от инфекции. В результате всех этих операций левый глаз всегда был слабее и закончил свою деятельность как видящий орган в возрасте двадцати семи лет. Профессор меня спасла, ведь я могла умереть, но она меня спасла, и мой глаз проработал до двадцати семи лет. При помощи ещё старых скальпелей, увеличительного стёклышка и зеркальца она меня спасла.

Алкея: Это же как подковать блоху!

Е. Романова: Наверное, да! Я выжила в результате. Вот такая история была у меня в детстве. Потом у меня было ещё два полных наркоза по формированию зрачка, это уже в Фёдоровской клинике. Это мне уже четыре года было.

Алкея: Всю жизнь ты с особенностями зрения живёшь.

Е. Романова: Более того, я всегда считала, что я слабовидящая. Но когда я получала второе образование и обучалась на тифлопедагога, читала много литературы и узнала, что я отношусь к категории слепорождённых с остаточным зрением. Вот она тягость знаний! (Лиза смеётся, хотя это грустный смех.) Я посидела, переварила и нормально пережила это. Если бы раньше узнала, может, было бы тяжело. А я была уже взрослая. Молодость у меня была насыщенная, я ни о чём не жалею.

Алкея: Лиза, когда в тебе проснулся поэт? Когда в тебе появилось это вот поэтическое рвение? При всех твоих особенностях и сложностях, возможностях и радостях, при всей твоей необычной жизни – всё же это необычная жизнь с детства помотаться по больницам с такими диагнозами, но при этом ты – жизнерадостный человек. Когда в тебе колыхнулось поэтическое чувство, когда ты захотела творить?

Е. Романова: Первое стихотворение я написала в восемь лет. Просто вдруг – бах! – и написала. Все посмеялись и ладно. Дальше был перерыв до двенадцати – тринадцати лет. Где-то лежит тетрадка с этими неритмичными, нерифмованными виршами на память. Эти юношеские стихи появлялись с разной периодичностью, в зависимости от влюблённости, скорее всего.

Алкея: Влюблённости тебя окрыляли?

Е. Романова: Скорее, я вечно страдала (смеётся). Страдания, драма, сентиментализм, гиперболизация – основные мотивы моих стихов тех лет. Это где-то с тринадцати до семнадцати лет. А вот потом начало появляться что-то интересное. С семнадцати – восемнадцати лет, тоже была влюблённость, кстати, хорошая, и стали появляться интересные стихи.

Алкея: То есть, твои стихи стали качественно другими. Ты выросла, потом ты всё же занималась филологией, и тебя туда затягивало.

Е. Романова: Я тогда ещё выбирала между филологией и психологией. Я много читала.

Алкея: Значит, у тебя было два очень интересных направления, и, скорее всего, это влияло и на то, как ты читаешь, как ты это всё в себе перевариваешь, и естественно это всё влияло на твоё творчество. Здорово! Вот эти твои первые стихотворческие опыты остались у тебя в тетрадках, или ты что-то потом переработала и обнародовала?

Е. Романова: Есть несколько стихотворений из того периода, как раз восемнадцатилетие. Перед тем, как я уехала в Краснодар, было много переживаний перед поступлением в вуз. И это тоже, видно, как-то влияло, и появлялись интересные тексты. Например, песня «Корабль в горах».  Её раскритиковали в своё время очень сильно. Я его спрятала и никому не показывала. Но теперь это песня.

Алкея: Возвращаясь к «Лире», что тебе дало пребывание как автора, начинающего, студентки тогда ещё и потом в последствии твоё пребывание в клубе, в этом творческом котле, где вы варились, работали, при этом могли выступать и даже издавать своё творчество?

Е. Романова: Во-первых, я обратила внимание на свои стихи серьёзнее. На тот момент это был процесс обучения. Мои стихи критиковались, назывались слабенькими. При этом, чего мне не хватало, это понимания, в чём они слабенькие, что в них не так. Вот сейчас, когда я пересмотрела «Корабль в горах», прежде чем отправить его Елене Кефалиди (композитору – прим. Алкеи), я посмотрела, как его ругали, называли слабеньким. Мне говорили: «Не должна девушка писать – корабль, она должна писать – кораблик».

Алкея: Ну, это неправильно. У меня у самой есть песня под названием «Корабль».

Е. Романова: Так ведь он же сосной вековой пахнет! Это же огромные деревья брались для того, чтобы он был прочным, надёжным.

Алкея: Мощный образ такой.

Е. Романова: Он пришёл в моё сознание. Это отдельная история. В какой-то момент я поняла, что живу в горах. А тогда я как раз сходила на мюзикл «Юнона и Авось», пришла домой и подумала: «А чего мне ждать? Кончита хоть чего-то ждала, у моря сидела. Ко мне так никто не приплывёт, я в горах живу. По нашей Берёзовке никто не проедет. Бесполезно ждать». И вот у меня родилось это: «Корабль в горах под парусом резвым, забывши про страх, промчится над бездной…» Это было скорее желание, моя мечта – она такая, я всё равно уеду. Это ещё связано с тем, что нас тогда готовили как массажистов в Кисловодске. Раз у тебя проблемы со зрением, ты можешь быть только массажистом, больше никем. А вот буду! И всё тут! Буду другой. Мне потом стало в «Лире» тесно. Я обиделась на то, что мне «Корабль» раскритиковали вот так. Я восхищена, как ты вот сегодня критиковала, как мы сегодня всё это делали (в этот день была трансляция для участников обновлённой «Лиры» с критическими комментариями и анализом стихов, эфир вели Алкея и Е. Романова – прим. Алкеи). А я тогда прошла через очень жёсткую критику здесь, очень грубую. Я обиделась и ушла в андеграунд, так как не писать не получалось. Андеграунд – это панки, это жёсткая, тяжёлая музыка. Я люблю рок, но я там стала «жить», меня там прекрасно принимали и, наоборот, говорили, что я слишком мягко пишу, какая-то слишком правильная. И тут не угодила! (смеёмся обе)

Алкея: Где эта золотая середина?

Е. Романова: Да! Где же я, где моё место? И где-то к 2010 – 2011 году я возвращаюсь из андеграунда в молодёжный, но более культурный социум. Мой уход более чем на три года был. От обиды за стихотворение «Корабль».

Алкея: За свою мечту, собственно говоря.

Е. Романова: За свою мечту. И почему родилась вторая часть стихотворения? Когда я пересматривала перед отправкой его Елене Кефалиди, я его начитала, с Брайля перевела в телефон и задумалась, что же здесь не так. В одном месте союз убрала, в другом чуть падеж изменила. Было три маленькие правки. Это можно было сделать раньше. И через двадцать лет я написала продолжение – на одном дыхании вторую часть: «Мой крепкий корабль, сосна вековая, другого не надо, пусть все это знают…» В том же ключе. И я поняла, ничего не изменилось. Я уже на тот момент сформировалась, мне не хватало только теоретической базы. И сейчас в нашей работе мы более демократично подходим к тому, что человек может быть не знаком ни с кем из союзов. Откуда у человека такие знакомства, если он, к примеру, всю жизнь на заводе работал? Но он пишет и хочет поработать над стихами, но не знает, как. Какие нужны инструменты, точно также, как для изготовления какого-то прибора нужны специальные инструменты, точно так же работают со стихотворением. И наша задача – показать этот набор инструментов, чтобы человек научился им владеть.

Алкея: Я поняла, что одна из главных ваших задач – это работа над текстами. Но что ещё? Какие ещё планы у «Лиры» на ближайшее время.

Е. Романова: В первую очередь, привлечение новых авторов, как непрофессионалов, готовых учиться, так и учителей, которые готовы учить по мере возможностей.

Кроме того, мы проводим бенефисы, творческие вечера, юбилейные встречи – мы эту традицию бросать не будем. Люди будут слушать, смотреть и говорить: «О, мы тоже так хотим! Что нам нужно делать, чтобы достичь такого уровня и получить свой первый бенефис или творческий вечер?» Люди получают мотивацию. «Лира» этими праздниками показывает, до какого уровня можно расти, чего можно достичь. Люди, которые приходят в зрительный зал, их никто силой сюда не сгоняет, это они приходят добровольно. На каждого автора всегда своя публика. Привлечение публики для «Лиры» – ещё одна задача. Продвижение канал «Лира транслирует», в котором мы публикуем работы наших авторов и друзей нашего клуба. А у нас друзья есть, как из нашего региона, так и со всей России. Это и Кемерово, и Карелия, и Тверь, и Москва. Конечно же, хотим издавать сборники, рекомендовать своих лучших авторов в сборники города, если нас позовут. Приглашать учителей-друзей в наши сборники, когда они у нас будут. За четыре месяца мы успели засветиться в сборниках «Я – автор» в библиотеке им. Чехова, сборник к 160-летию города Горячий Ключ, Елена Кефалиди выпустила свой юбилейный концерт, наши авторы публиковались в альманахе «Парус».

Алкея: Уже стали немножечко заметнее и будут таким образом включаться в активную жизнь, культурную жизнь города и края.

Е. Романова: Вот как мы расширились за счёт онлайн-трансляций – мы привлекли к себе весь край. Любой незрячий автор может к нам прийти через интернет и присутствовать на наших встречах. Вот сегодня Светлана Гончаренко обучала авторов из Ейска, ст. Ленинградской и Краснодара. Есть в Краснодаре люди, которые не могут доехать сами, без помощи, они поздно потеряли зрение, не научились ориентироваться в городе. И сейчас они получили возможность, сидя дома, послушать такой вот мастер-класс. И они будут работать с этим.

Со стихами Елизаветы Романовой мы познакомим вас в пятницу, 22 ноября 2024 года.

^[1] Тифлопедагог – это специалист, который осуществляет воспитание и обучение детей с нарушениями зрения, а также реабилитацию поздно ослепших.

^[2] Национальный медицинский исследовательский центр глазных болезней им. Гельмгольца в Москве.