Уважаемые читатели! Сегодня мы представляем вашему вниманию вторую часть интервью с Александром Валерьевичем Хайкиным – кандидатом психологических наук, автором метода саморегуляции и самотерапии "Рекодинг" (ранее "Стресс-Айкидо"), президентом Восточно-Европейского Психосоматического Общества, Действительным членом Европейской Ассоциации Психосоматической Медицины (EAPM), членом Общероссийского Совета по Психотерапии и Консультированию (ОСПК), членом Общественного ученого совета национальной СРО "Союз психотерапевтов и психологов". Психотерапевтом Единого реестра профессиональных психотерапевтов Европы (EAP), Официальным преподавателем Общероссийской Профессиональной Психотерапевтической Лиги (ОППЛ). e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. www.khaikin.ru
Инна Силенок: Александр Валерьевич, сейчас Вы работаете уже только с людьми. Скажите, пожалуйста, а вообще как Вы пришли в психологию в те советские времена? Расскажите эту историю, куда Вы после школы поступали, как это всё происходило.
Александр Хайкин: Это история будет понятна больше тем, кто жил в советское время. Я пол детства "болел" историей, исторической наукой. Продолжаю интересоваться историей и теперь. Но работа историка в советское время была по понятным причинам очень непростой. И я от этой идеи отказался ещё в детстве. А потом я увлекся физикой. Но вот беда! Ей я увлекался как раз с седьмого класса по десятый. А в конце десятого я понял, что физика - это тоже уже пройденный этап. А что именно мне интересно сейчас, я тогда ещё не знал. А поступать куда-то надо. Я знал, что хочу заниматься наукой, но не знал, какой? И я выбрал не интересный для меня механико-математический факультет. Почему? Он был рядом с моим домом. В школе мне математика казалась дисциплиной, не требующей больших усилий для её освоения (как я ошибся!). И ещё, что было важно, во времена государственного антисемитизма, мехмат был наиболее свободным в вообще достаточно свободном от этого уродливого явления Ростовском Университете. (Спасибо тогдашнему ректору Юрию Андреевичу Жданову!) И как раз в этот самый момент мне из разных источников попало в руки несколько совершенно волшебных книг самого замечательного отечественного популяризатора психологической науки того времени Владимира Львовича Леви. И сразу после того, как их прочитал, я понял: вот оно мое! Наконец я нашел то, что мне на самом деле остается интересным и сейчас. Но это всё как раз происходило именно в тот самый момент, когда я уже поступал на мехмат. И поступил. Через год я собрался переходить на психологический факультет, но вовремя остановился. Иногда сам удивляюсь некоторым своим юношеским, но уже очень зрелым решениям. Я тогда понял, что если сейчас поступлю на психологический факультет, то психологом я, скорее всего, буду, но никогда не смогу быть ученым в этой области. Мне уже тогда некоторые психологические "догмы" казались весьма спорными, потом некоторые из них стали объектом моей научной работы. А тогда, в мои восемнадцать, могли бы и "перемолоть"! И уже закончив мехмат, я начал заниматься психологией самостоятельно. И когда у меня уже была готова своя концепция по интересующей меня теме, и когда для её доказательства я начал проводить эксперименты с человекообразными обезьянами, то оформил соискательство в аспирантуре Одесского Университета (страна была ещё единой) и защитил кандидатскую. Мне кажется, это чисто советская история.
Инна Силенок: Расскажите о своей родительской семье. Чем занимаются Ваши родители?
Александр Хайкин: Ну тут, наверное, надо рассказать не только о родителях, а о дедушках и бабушках, прадедушках и прабабушках. Потому что, когда смотришь так далеко, становится понятно, почему я занимаюсь тем, чем я сейчас занимаюсь. В моем большом семействе самая частая специальность была медицинской. Я вырос во многом в медицинском поле, у меня мама медик, а папа строитель. Любимой книжкой маленького ребенка, кроме книжек по истории, была популярная медицинская энциклопедия. Но идеи стать врачом у меня почему-то не возникло. Я до сих пор удивляюсь этому, но медицина была для меня чем-то естественным как воздух. Разве может рыба думать о воде? Вот мой дедушка и прадедушка по папиной линии были технологами, изобретателями. Прадед - в химии, а дед - в медицине. А сейчас я занимаюсь разработкой психотехнологий. (Хотя мой брат - и химик, и технолог.) По маминой линии мой дедушка явно обладал паранормальными способностями. Он никогда не болел до первого инфаркта, который случился в 65 лет, а до этого выглядел лет на сорок пять, не больше. И моим интересам и способностям к психоэнергетике, шаманизму и, во многом выросшим из него, процессуальным методам психотерапии я видимо обязан ему. От бабушки у меня, наверное, тонкость и чувствование, как надо двигаться по процессу. Она была очень одаренным, но не реализованным в карьере музыкантом. Так сложилась ее жизнь. В её роду были люди с незаурядными дарованиями. Но реализоваться в полной мере удалось только её дяде - Марку Захаровичу Шагалу. В общем, я обязан предкам своими генами и способностями. Ну а тому, что мои способности переросли в интересы, я очень обязан своей маме, которая всё мое детство самоотверженно заботилась о том, чтобы у меня всегда были книги, поддерживающие и удовлетворяющие мой интерес к наукам и знаниям .
Инна Силенок: Это здорово. А в свободное время, что Вы делаете?
Александр Хайкин: Во-первых, я очень люблю ходить, если получается, то километров десять в день.
Очень люблю слушать музыку, когда-то в детстве я её сочинял. Но поскольку музыкальной грамоты не было, я не мог ее записать. Так сложилась, что музыкальной школы в моей жизни не было. Музыку люблю до сих пор. То есть, это глобальная часть моей жизни. Я раньше делал "музыкально-шаманские" тренинги. Но, конечно, моим главным хобби теперь является наука: я полностью ею увлечен, но денег за это занятие не получаю, наоборот трачу. К сожалению, только хобби!
Инна Силенок: Как Вы считаете, та практическая психология, которая у нас есть сегодня, она будет как-то меняться? И что вообще будет происходить в мире практической психологии?
Александр Хайкин: У меня есть два соображения по этому поводу. Во первых, думаю, что то, что будет происходить в ближайшие десятилетия, а может, и столетия в практической психологии и психотерапии будет целиком отражать те квазиэволюционные процессы, которые, скорее всего, начнут происходить в человеческой популяции. Могу пофантазировать, что человеческая популяция начнет делиться на две подпопуляции. Одна, наверное, большая часть цивилизованного человечества двинется использовать на полную катушку компьютерные возможности, вплоть до киборгизации. Пока киборгизация ограничивается тем, что она возвращает утраченные двигательные функции неизлечимо больным людям и так далее. Но боюсь, что в ближайшие десятилетия на этом не закончится, и довольно большая часть популяции двинется в сторону какого-то сращивания с компьютером. Надеюсь, хотя бы меньшая часть цивилизованного человечества двинется в сторону большего развития человеческих способностей, точнее восстановления навыков использования тех наших способностей, которые были у человека, когда он был ещё нецивилизованным охотником. То есть когда он был в единении с природой. Когда он, например, мог чувствовать тонкие, сверхмалые влияния звуков, или те влияния, которые не реализуются нашими семью органами чувств. И это будет другое направление развития нашей человеческой популяции. Конечно, это я оптимистичный сценарий привожу, потому что возможны и многие далеко не оптимистичные сценарии развития. И, соответственно, в практической психологии и психотерапии тоже, видимо, проявятся довольно противоположные тенденции. Они приведут к разделению практической психологии на компьютеризированную психологию и психотерапию и на более тонкую, "духовную". Но, конечно, это моя фантазия.
Инна Силенок: И уже тенденции эти проявляются. А вариант, когда человек и там, и там?
Александр Хайкин: Я думаю, что поскольку мы всё меньше и меньше зависим от естественного отбора и разные популяции не спешат превращаться в отдельные виды, то человеку ничего не мешает быть и там, и там. Дети из одной популяции могут при желании переходить в другую. Но если возникнут новые факторы отбора, это может привести в конце концов к новому видообразованию. Но так далеко заглядывать не хочу. Хотя моя научная жизнь всё время заставляет меня пересекаться с темой эволюции, я не специалист в эволюционной теории, да и не футуролог.
Инна Силенок: Что бы Вы пожелали нашим молодым психологам, которые только сейчас учатся или закончили ВУЗ, и входят во взрослую профессиональную жизнь?
Александр Хайкин: Мне приходится говорить своим ученикам, которые начинают у меня учиться психотерапевтическим методам, что в нашей безумно интересной профессии достаточно издержек. Поэтому, я готов пожелать каждому выпускнику психологических факультетов, чем быстрее, тем лучше оценить, действительно ли эта "вредная профессия", которая называется психотерапией, является Вашей? Это надо очень любить свое дело или иметь к нему какой-то очень большой интерес, чтобы действительно было зачем всем этим заниматься. И к сожалению, такому недостаточно взрослому человеку, каким чаще всего бывает выпускник-психолог, трудно оценить, что такое психотерапия, и его ли это дело? О том, что психотерапия вообще - "взрослая" специальность, я здесь даже и не говорю! Могу пожелать начинающему психотерапевту поскорее найти человека, который действительно поможет ему определить - это его ремесло или не его, потому что оно, конечно, очень интересное, но весьма непростое во всех смыслах.
Инна Силенок: Найти учителя?
Александр Хайкин: Не просто учителя. Того человека, который поможет ему разобраться в себе. Ведь может быть, что приход в психотерапию на самом деле вызван интересом к психологии вообще. Или его интерес к психотерапии на самом деле больше исходит из его желания разобраться в себе, решить свои собственные проблемы.
Инна Силенок: Ведь так обычно и происходит. Идут в психологию, желая разобраться в себе, в первую очередь, а потом как-то бросают эту затею, и начинают лечить, не вылечив себя.
Александр Хайкин: У меня всегда присутствуют на первых семинарах люди, которые обязательно потом уйдут, сообразив быстро или не очень, легко или тяжело, что на самом деле им интересней и важнее быть клиентами. И тогда эти люди или успевают быстро "вылечиться" и уходят, или просто говорят: «Вы знаете, я понял, что это за профессия. Это очень серьёзная штука, это не для меня! А если мне нужно вылечить какие-то свои психологические беды, то я лучше - клиентом.»
Инна Силенок: А у Вас был такой учитель? То есть кто-то, кто Вам показал, что такое практическая психология и психотерапия и то, что эта работа - Ваша?
Александр Хайкин: Ну я в нём не нуждался. Я уже говорил, что мое вхождение в практическую психологию и психотерапию было весьма "аварийным". Эта деятельность по плану должна была стать, главным образом, инструментом или полем развертывания научных исследований. Просто всё сложилось иначе. Поэтому я изначально не считал эту деятельность своей и, вообще, психотерапевтом быть никогда не мечтал. А собирался продолжать заниматься наукой. Но когда волею судеб возникла ситуация, что необходимо было срочно наращивать квалификацию в этой новой и достаточно чужой для меня профессии, чтобы иметь достойный заработок, меня выручили две вещи. Во-первых, мне довелось познакомиться с различными процессуальными методами, в том числе, гипнотерапевтическими. А они поразили меня своей красотой и чувством присутствия при осуществлении гармонии мира. И у меня возник азарт в их освоении, который не покидал меня не один год. А во-вторых, я с детства умел и любил учить. Это у нас семейное, умеет учить мой брат, умел учить мой дед. И я начал вести семинары и тренинги по саморегуляции и эффективной коммуникации, и мне это было очень интересно. Это было где-то рядом с психотерапией. Потом я начал вести профессиональные курсы, уже обучая тому, чему научился сам (прежде всего, гипнотерапевтическим методам), это тоже мне было какое-то время потрясающе интересно. И вот так прошли, наверное, первые лет двенадцать моих занятий психотерапией.
Инна Силенок: И ощущение, что это скоро закончится. А уже прошло 23 года, а не 12 лет.
Александр Валерьевич Хайкин: Да, прошло 23 года, и конечно, это давно уже кончилось. Но за это время у меня кристаллизовались мои современные научные интересы, имеющие отношение к психосоматике и психологическому лечению телесных заболеваний. Конечно же, если бы экономические реалии жизни в нашей стране позволили мне чувствовать себя экономически так же неплохо, будучи ученым, исследователем, а не практиком-психотерапевтом и тренером, то конечно, я бы уже давно вернулся полностью в науку. Это бы перестало быть моим хобби, а стало бы моей основной работой. А в психотерапевтическом поле я бы проверял некоторые свои идеи и воплощал свои практические разработки. Я очень надеюсь, что не за горами тот день, когда я уже смогу более полно сосредоточиться на научных исследованиях. При этом, по отношению к практике психотерапии у меня будет чистая совесть, потому что за годы моего тренерства, кроме того, что я помог вырасти многим специалистам в области психотерапии, я также помог сформироваться нескольким уже очень хорошим тренерам психотерапевтических методов. Кроме того, очень хочется поучаствовать в создании сети обучающих центров или клиник психологических методов лечения телесных заболеваний. Или центров, где психосоматическая и соматическая медицина создают замечательный системный эффект в деле исцеления тела. Двадцать шесть лет назад я год работал в таком центре и до сих пор вспоминаю, как медики и психологи, не споря между собой о том, "кто хозяин больного" вместе добивались замечательных результатов в лечении хронических больных.
Инна Силенок: Скажите, а кто Вы в первую очередь - ученый, психотерапевт, тренер или преподаватель?
Александр Хайкин: Ну если не считать по экономическому критерию, а по тому, как я себя чувствую, то в первую очередь я ощущаю себя учёным, а ещё ощущаю себя в ипостаси, которую для краткости можно назвать шаманской. Во вторую очередь я ощущаю себя учителем, в третью - психотерапевтом.
Инна Силенок: Ну мы же можем говорить о том, что психотерапевт - это тоже учитель. Мы же тоже обучаем другому мышлению, другому отношению к себе, навыку задавать себе те вопросы, отвечая на которые ты начинаешь исцеляться.
Александр Хайкин: В определенном смысле, да. Но возвращаясь к учительству как таковому, сейчас мне интересно сосредоточиться на обучении моим собственным практическим разработкам и обучению психологов методам работы с телесными заболеваниями.
Инна Силенок: Я знаю, что большая часть Ваших научных интересов состоит в создании новой концепции психосоматики. Не могли бы Вы немного рассказать о созданной Вами "Эволюционной концепции психосоматогенеза" и может ли она повлиять на развитие практической психологии?
Александр Хайкин: Ну что же, всё по порядку! Но сначала о том, из чего она выросла. Во-первых, в последние десятилетия в науке о старении надежно укрепился новый взгляд на этот процесс: старение не есть "естественный износ", неизбежное накопление возникающих в течение жизни различных поломок, а постепенное выключение (с определенного возраста) механизма починки этих естественных поломок, плюс включение механизмов "качественной" поломки. - Зачем? - Чтобы через смену поколений ускорить эволюционный процесс. Во-вторых, в медицине начали появляться представления о единых механизмах и процессах, влияющих сразу на образование очень многих болезней. В-третьих, трудами Мартина Селигмана, Вадима Ротенберга и Виктора Аршавского ещё лет тридцать пять назад было показано, что у высших животных участие в поисковой активности мобилизует системы борьбы с болезнями, отказ от поиска - демобилизует их. На основании всего этого я предположил, что в организме, по крайней мере, высших животных существует довольно общий механизм, который является инструментом психического и поведенческого аспекта биологической эволюции. Этот механизм делает более активными и "умелыми" наши системы противодействия болезням, при условии, что мы в течение своей жизни принимаем участие в нашей "дистанции" психического эволюционирования. Если же мы "отлыниваем" от собственного эволюционирования, то механизмы противодействия болезням уменьшают свою мощность, и тогда мы с большей вероятностью заболеваем и сложнее выздоравливаем. Еще я предположил, что в нашем организме, скорее всего, в головном мозге, есть специальная система детекторов, которая определяет степень нашего участия в эволюции психики: в наработке новых интеллектуальных, эмоциональных и поведенческих ходов, в исследовании не познанного и т.д., регулируя "реостат" этого механизма. Конечно, всё это требует основательной экспериментальной проверки, но к сожалению, у меня пока нет возможности исследовать это таким образом. Но если всё описанное всё-таки окажется правдой, то это повлияет и на развитие современной медицины и на развитие практической психологии. Например, медики научатся влиять психофармакологически или иным образом на эти детекторы и таким образом имитировать эволюционирование, а значит включать на полную мощность механизмы самоисцеления.
Инна Силенок: Всё-таки занятия зоопсихологией, занятия биологией и пребывание в детстве в кругу врачей привело к тому, что нужно искать фармакологический метод воздействия?
Александр Хайкин: Я думаю, что такого механизма имитации глобально может оказаться недостаточно! Природе "угодно", чтобы мы эволюционировали, а не симулировали. Природа может найти способ, как противостоять имитации. Конечно же, главный метод мобилизации сил противодействия болезнетворным факторам будет не медицинским, а психологическим.
Инна Силенок: То есть я правильно понимаю, что задача психолога найти для человека вместе с ним самим некую подходящую именно этому человеку модель его отношения к самому себе, жизни, его мышления, помочь построить ему психоэмоциональное состояние, при котором будет выделяться в кровь определенное вещество, которое будет соответствующим образом заставлять мозг работать так-то и так-то?
Александр Хайкин: Психолог должен вместе с его подопечным найти для него тот способ, который поможет этому человеку самым естественным для него способом эволюционировать. Тот способ, который будет для него и самым важным и самым для него простым, естественным, подходящим. Ведь эволюционировать можно очень поразному. Для кого-то будет более правильным заниматься, например, научным творчеством, для кого-то изобретать что-нибудь или просто учиться делать то, что он обычно делает тем способом, которым он никогда это не делал, а для кого-то - развиваться личностно, нарабатывать новые душевные качества или способы жизни в социуме. Если практическая психология примет эту идею, то это будет целой отдельной её отраслью. Понятно, что когда на пути такого эволюционирования, особенно эволюционирования личностного будут стоять блокирующие всякие изменения убеждения или не пережитые психотравмы, то нужна будет именно психотерапия. То есть, психотерапия в этой схеме займет очень важное, но всё же не всеобъемлющее место инструмента снятия тормозов с процесса развития. Подытоживая последнюю часть нашей беседы, хочу сказать, что это и есть мое второе соображение по поводу путей развития практической психологии. Пожалуй, в таком развернутом виде я высказываю его в первый раз.
Инна Силенок: Александр Валерьевич, спасибо большое за очень интересный разговор!
Интервью взяла Инна Силенок
