Катилась война огненным валом по России и гнала людей на восток. Уходили в одиночку и толпами, семьями колхозами, заводами кто как мог: на лошадях, пешком, на любом мыслимом транспорте. Бывало, что и сами в телеги впрягались.
Заводы и учреждения эвакуировались, как правило, на оставшихся поездах.
На маленьком полустанке на лавочке у киоска сидела девочка лет четырнадцати и грустно наблюдала за людьми. Уехать она не могла, хоть и очень хотела. Три года назад она осталась сиротой и ее приютили дальние родственники дедушка с бабушкой.
Не по любви приютили, не по-родственному, а так, чтобы работница в доме была. И то спасибо, что в детский дом не сдали! Вот вся и радость, что прийти на станцию на проезжих посмотреть да вслед поезду мечтой улететь.
Только теперь война, и ей не до любопытства с мечтами. Людей жалела, знала от какой беды бегут, и как в чужих краях с оравой детишек приживаться будут. Хорошо знала каково в чужих краях-то!
Поезд ещё стоял, когда к ней подошла очень красивая женщина с маленьким ребенком на руках, сладко сопящим в пелёнках.
-Девочка, подержи малыша, а я в туалет сбегаю!
Надя взяла сверток, и женщина исчезла. Не появилась она ни когда поезд ушел, ни когда людей на полустанке не осталось совсем. Ребенок спал, а Надежда растерянно искала, хоть кого-нибудь не зная, что делать. Ничего не придумав, побрела домой вот с такой проблемой к своим родственникам. Те пришли в ярость.
- Самим есть нечего, тебя, дармоедку, кормить надо, a тут еще люди скажут, за девкой недоглядели-в подоле принесла. Из-за тебя житья нам на хуторе не будет. Позору не оберешься! Неси его обратно на станцию, девай куда хочешь, а с ним не смей возвращаться!
Вернулась Надя на свою лавочку. На станции ни души. Малыш захныкал. Хорошо, что в пелёнках пара бутылочек молочка нашлись, - хоть покормила, а оставить на лавочке и уйти не смогла. Так жаль ребеночка было.
Подпыхтел еще какой-то поезд. Стоянка всего пару минут.
-Эй! Девчонка с мальцом! Давай руку, сейчас трогаемся.
Отстанешь от поезда!
Подала малыша, и сама запрыгнула в тамбур.
- Твой, что ли?
- Мой!
- Как зовут?
Отца, когда живой был, Николаем звали. Вот оно и назвала новоявленного сына так же.
Поезд катился в Сибирь. Эвакуировался какой-то завод, люди расспрашивали Надю о ребенке. Они имели на это право, потому что и пелёнки нашли, и молоком поделились. Детей разных много в поезде было. Она что-то сочиняла, а больше отмалчивались. А чтобы не отобрали, твердила: «Мой ребенок. Сама родила.» Да люди особенно и не приставали. Война - всяко бывает!
По приезде в большой город, на тот же завод работать взяли, с жильем помогли, с документами. (Соврала что сгорели.) И прижилась Надюшка на новом месте. Стали люди с войны возвращаться. То радость через край, то горе. А ей и ждать-то некого. На всем свете только Колька и родня, а в нем она души не чаяла. Да и любить-то ей больше некого и некогда. Дом, работа, ребенок, учеба, уставала смертельно - не до ухажёров было.
После войны пришел приказ вернуть завод на юг России только уже в Крым. И опять поехала Надюшка той же дорогой, только обратно.
В небольшом южном городке, где разместился завод ей, как передовику производства, предложили жилье.
Строили тогда коттеджи на два хозяина. Пол дома с садиком ей, а пол дома с таким же садиком занял полковник с женой.
Вот тут-то и ухнула житейская бомба!
В полковничьей жене Надя узнала ту женщину, которая ей ребенка подбросила.
Такая же молодая и красивая, а детей нет. Бог больше не дал!
Панический страх, что у нее заберут сына, напрочь лишил Надьку разума. Она запретила Коле не только к соседям, но даже к межевому забору подходить. А если полковник осмеливался заговорить с маленьким соседом, кидалась как фурия и уводила сына в дом. Не поведи она себя так, может быть и не обратили бы внимания (хоть от людей не много скроешь) что полковник с соседским ребенком очень похожи и лицом, и походкой, и статью. Стали судачить да подкалывать, а полковник и сам видит да понять ничего не может. Дождался однажды, когда Надежды дома не было подманил мальца разговорил его.
- А папка твой где?
- На войне погиб.
- А письма присылал?
- Присылал!
- Врешь! Покажи!
Колька юркнул в дом и вынес пачку писем. Сосед конверты пересмотрел, а один в карман сунул. Потом по домовой книге почерк сверил.
- Сама, голубушка писала! Однако нет на нем греха! Не знал и не видел он эту женщину раньше, никогда. А мальчонка как копия его все крошечки подобрал… Эх, что не сделает военная разведка! Где факты уточнил, где даты сопоставил, потом жену крепко спросил, она все и рассказала, как младенца на станции какой-то девчонке сбагрила, - родила через месяц, как муж на фронт ушел. Возиться с ребенком одна не хотела, да и красоту свою потерять боялась. Вот и придумала, как отвязаться. А мужу написала, что умер малыш родами.
Был суд, был развод, была отправлена красавица к родственнику, было сватовство к соседке. Но Надюшка в свои чуть за двадцать не знала, что такое мужчина, муж, семья, и все боялась, что отец родного сына заберет, но отказать не могла, потому как кровь родная. А уж Кольке-то праздник - отец появился! Да ещё какой! Фронтовик, чуть ли не генерал!
Прядут Мойры нити судеб, а ниточки переплетаются, связываются, перехлестываются. Так вот причудливо сошлись в одном городе, в одном доме, в одной точке ниточки судеб с юга, запада, востока и Сибири. Такие разные ниточки! И только они, Мойры знают, как крепко, как надежно и как счастливо.
Александра Королева - художник оформитель, Член Академического Лито «Книга», г. Краснодар