История создания рассказа
Мотив метели в русской литературе является одним из любимых. Его можно назвать национальным русским мотивом. К теме метели обращались В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, И. С. Аксаков, Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой, С. А. Есенин, А. А. Блок, М. А. Булгаков, М. И. Цветаева, Б. Л. Пастернак.
С одной стороны, это объясняется географическим положением России, с другой – тем, что метель как природное явление обладает особым художественным потенциалом. Это позволяет ей быть в литературных произведениях одновременно в нескольких ипостасях – фоном, символом и просто природной стихией.
Литературоведы-исследователи творчества Л.Н. Толстого считают, что его рассказ «Метель» - это отражение реального события, которое произошло с писателем в 1854 году. Подтверждением этой гипотезы является запись в личном дневнике Льва Николаевича, сделанная им 27 января 1854 года: «24 в Белогородцевской, 100 верст от Черкасска, плутал целую ночь. И мне пришла мысль написать рассказ «Метель».
Рассказ был написан и впервые опубликован в 1856 году в журнале «Современник», и относится к ранним произведениям писателя. Несмотря на это, он знаменует собой важную веху в жизни молодого Толстого. Именно «Метель» открыла собой начало новой эволюционной эпохи в его творческой жизни, красной нитью которой являлся горячий интерес к человеческой психике и её проявлениям.
Сразу же после публикации рассказ получил высокую оценку современников. В статье «Очерк истории русской словесности в 1856 году», вышедшей в 1857 году в журнале «Сын Отечества», рассказ «Метель» указан среди лучших беллетристических произведений, опубликованных в журнале «Современник» в 1856 году. А.И. Герцен считал, что рассказ «Метель» - это «чудо», а И. С. Тургенев в письме к С. Т. Аксакову назвал рассказ «превосходным».
Интерес к «Метели» подтверждается и тем, что в 1870 году рассказ вышел на французском языке, а в 1880-е годы был переведен на словацкий, английский, шведский, немецкий, датский и чешский языки.
Вместе с тем, необычность рассказа «Метель» встретила и непонимание среди читателей. Так, С. Аксаков, отмечая положительные стороны рассказа, писал в письме И. С. Тургеневу: «Скажите, пожалуйста, графу Толстому, что «Метель» превосходный рассказ. Я могу об этом судить лучше многих: не один раз испытал я ужас зимних буранов и однажды потому только остался жив, что попал на стог сена и в нем ночевал». И дальше отметил: «Подробностей слишком много, однообразие их несколько утомительно» [4].
Сюжет
На первый взгляд, рассказ действительно не имеет ярко выраженного сюжета, запоминающихся образов героев, описания их активных действий. Повествование ведется от имени главного героя-рассказчика. На протяжении всего рассказа, в течение двенадцати часов, он блуждает по степи ночью вместе с обозом мужиков во время метели. Несомненно, метель является одновременно и фоном, и главным действующим лицом рассказа. Рассказ начинается с описания метели, и заканчивается, как только метель прекращается.
Рассказчик, будучи проездом около Новочеркасска, садится в сани, и вместе с ямщиком и мальчишкой Алешкой, выезжает со станции. Начинается метель, и вскоре путники теряют дорогу. Они плутают в степи, не находят дороги, и поворачивают назад. Их обгоняют почтовые тройки. Тогда ямщик поворачивает сани обратно, решая ехать по свежему следу, который оставили почтовые тройки. После третьего верстового столба они снова сбились с пути. С главным героем случается небольшое происшествие: желая помочь ямщику отыскать след от дороги, он выходит из саней, и идет искать дорогу. Но через десять шагов от саней, он уже не видел ни саней, ни дороги. И сам чудом не потерялся в метели. Вернувшись в сани, он велит ямщику отпустить лошадей, надеясь, что они сами найдут дорогу. Вскоре они услышали знакомый звон колокольчиков – это почтовые тройки уже возвращаются назад. Было решено держаться за ними. Но через небольшое время путешественники заметили, что ездят по кругу – почтовые тройки тоже сбились с пути. Путники все равно едут за ними. Усиливается метель. Главный герой дремлет. Сквозь дрёму он слышит голос советчика из вторых саней, который спорит с ямщиков ведущей тройки. Этот голос напоминает ему голос Федора Филиппыча, старого буфетчика из его родового поместья. Дальше реальность смешивается со сновидением. Рассказчик видит сон, в котором Федор Филиппыч участвует вместе с дворовыми мужиками в переносе рояля из флигеля – громко командует ими. Следом за этим эпизодом во сне всплывает картина его ранней молодости. Он идет к пруду, ложится на своё любимое место, между шиповниковой клумбой и березовой аллеей, пытаясь заснуть. Заснуть не удается – говор и смех купающихся, а также удары валька по мокрому белью мешают ему. Вскоре он слышит встревоженные голоса крестьян, которые сообщают ему, что в пруду утонул прохожий мужик. Федор Филиппыч организовывает мужиков, и вместе с ними вытаскивает неводом труп утопленника. Просыпается от звона бубенчиков. Слышит, как его кучер договаривается с Игнатом – кучером почтовой тройки, о том, чтобы тот взял барина в свои сани. Он пересаживается, и снова засыпает, и видит сны. Проснувшись, рассказчик увидел верстовой столб. Было уже утро. Проехав полверсты, они остановились возле какого-то дома с вывеской, заметенного снегом почти до окон. Ямщикам вынесли вина, они выпили и поехали дальше. Через несколько минут приехали на станцию. Метель кончилась.
Чем так привлекателен образ-метафора метели для Толстого, что он занимает собой весь рассказ? Толковый словарь В.И. Даля дает такое определение метели. «Метель, метелица – ветер, вихрь со снегом, иногда сильный ветер с пылью, с песком; вьюга, кура, хурта, буран, метуха, заметель арх. легкая метель; падь, кидь, снег идет; курево, и снизу, и сверху; вообще метель бывает сверху либо снизу: последняя называется заметь, понос, поносуха, поползуха, тащиха. Говор. Метель от мести, и мятель от мястись»\\ Метуха, заметь, метель сниза, волокуша, понизовка. Метелистая зима, обильная метелями. Метельный, относящийся к метели и к метле. Метла – веник на метельнике, метлище на палке, для очистки дворов, улиц, для сгреба хлеба при молотьбе. Новая метла хлеско метет». [1, с. 322]. В словаре С.И. Ожегова: метель – сильный ветер со снегом, вьюга. Метёт, завывает м. Поднялась м. // прил. Метельный» [3, стр. 351].
Метель и метла – однокоренные слова. Метель, согласно В.И. Далю – производное от слова мести. И метла произошла от мести. Метла – это инструмент для очищения, с помощью которого наводят чистоту. Но метлой и сгребают хлеб при молотьбе, т.е. она участвует в процессе изготовления хлеба, в широком смысле – в процессе окормления.
Психологизм феномена метели
Метель – амбивалентный образ. В нем и жизнь, и смерть. И сила, энергия стихии, с одной стороны, и слабость, беспомощность человеческая перед её лицом. И либидо, и мортидо одновременно. Влечение к жизни и влечение к смерти связаны неразрывно в одном явлении природы. Эта связь и есть материальное воплощение одного из законов диалектики – единства и борьбы противоположностей, что является источником любого развития. С другой стороны, метель – символ рока, судьбы, всесильной власти природы над человеком. Непредсказуемость, опасность, напряжение, страх смерти – вот чувства, которые вызывает метель у попавшего в эту стихию человека. Таким образом, метель как литературная метафора символизирует собой явление, которое обладает силой, непредсказуемостью, иррациональностью, способностью оторвать человека от мира и распорядиться его судьбой по своему усмотрению, вплоть до возможности смерти. Это та сила, которая заставляет человека чувствовать себя игрушкой в руках судьбы, случая, природы.
Как считают литературоведы-исследователи «метельных» текстов русской классической литературы, «Особый художественный и духовный потенциал позволяет метели продуцировать сюжеты, имеющие либо инфернальный, либо провиденциальный характер, а о возможных вариантах развития собственных бытийных сюжетов персонажи чаще всего узнают во сне» [2] .
Во многом метель, - метафора самой жизни, в которой есть и жизнь, и смерть, и постоянная необходимость выбора, способность принимать решение и брать за него ответственность. Метель в рассказе Л.Н. Толстого – это не только погодное явление, это одновременно и фон, и движущая сила внутреннего роста личности, его знакомства с самим собой, и личностной трансформации.
С другой стороны, образ метели – прекрасный символ для того, чтобы описать мысли человеческие, но главным образом, его бессознательное. Ведь содержание этой части психики по большей части не известно человеку. Но именно оно обладает большой силой и властью над человеческой судьбой. С точки зрения З. Фрейда именно бессознательное является основным источником человеческого поведения.
Зигмунд Фрейд сравнивал психический аппарат с другим природным явлением – айсбергом. Вершина айсберга, его надводная часть – это сознание, то есть всё то, что мы осознаём в данный момент, мысли, чувства, желания. Главной функцией сознания является тестирование реальности. Средняя часть айсберга, находящаяся уже под водой, чуть ниже поверхности, и всё еще видна – это предсознательное. В предсознательном, по З. Фрейду, находятся легко доступные воспоминания, небольшие эмоциональные переживания, всё то, что потенциально может быть осознано. Предсознательное служит связующим, промежуточным звеном между сознанием и бессознательным. Наконец, самая глубинная и невидимая часть айсберга, она же самая большая – это бессознательное. Оно включает в себя чувства, мысли, влечения и желания, которые не осознаются нами в обычной жизни. Здесь же находятся и вытесненные, травматические переживания. Неприемлемый для сознания материал также находится в бессознательном. Подавленные воспоминания, желания, инстинкты, которые влияют на поведение человека без ведома сознания. Основная функция бессознательного – получение удовольствия.
Примечательно, что впервые сформулированный Лейбницем термин бессознательное в 1720 году получил свое полноценное научное обоснование в теории З. Фрейда только в конце девятнадцатого – начале двадцатого века. А Л. Н. Толстой описывал принципы и механизмы его работы в рассказе «Метель» за сорок лет до того, как З. Фрейд сформулировал основные постулаты своей концепции, и почти за пятьдесят лет до оформления им теории сновидений.
Для Л. Н. Толстого пространство метели являет собой великолепную возможность для исследования психического состояния, содержания и механизмов бессознательного, в основном через сновидения героя-рассказчика. Сам стиль написания «Метели» уже даёт представление о феномене бессознательного. Повествование воспринимается целостно, как поток пространства-времени, в котором происходят определенные события. Именно восприятие этого событийного пространства-времени и является в рассказе одновременно и предметом, и стилем изложения. Благодаря этому, читатель словно погружается вслед за рассказчиком в то время-пространство метели. В конце рассказа герой-повествователь удивляется, что их блуждания в метели продолжались почти двенадцать часов. Этот факт как нельзя лучше характеризует психическое состояние рассказчика, ведь в бессознательном нет ни времени, ни пространства.
Это состояние, когда во время метели в природе смешиваются и становятся неразличимы небо и земля. В течение всего времени путешествия сознание героя-рассказчика находится словно на границе между бодрствованием и сном, между реальностью и сновидением. Фактически, читатель сталкивается с описанием измененного состояния сознания. Толстой описывает метель детально, метафорично и эмоционально. Подробности метели повторяются в разных интерпретациях многократно, не один десяток раз, создавая ощущение монотонности. Повествование строится на кропотливом описании всех деталей процесса изменения метели. Стиль описания метели словно вводит читателя в транс, позволяя почувствовать состояние героя-рассказчика. Всё вокруг кажется зыбким, непостоянным, нереальным. Ведь метель превращает окружающее пространство для героя в другую реальность, другое измерение, другое состояние сознания. «Долго после этого мы ехали, не останавливаясь, по белой пустыне, в холодном, прозрачном и колеблющемся свете метели. Откроешь глаза – та же неуклюжая шапка и спина, занесенные снегом, торчат передо мной, та же невысокая дуга, под которой между натянутыми ременными поводками узды поматывается, всё в одном расстоянии, голова коренной с черной гривой, мерно подбиваемой в одну сторону ветром; виднеется из-за спины та же гнеденькая пристяжная направо, с коротко подвязанным хвостом и вальком, изредка постукивающим о лубок саней. Посмотришь вниз – тот же сыпучий снег разрывает полозья, и ветер упорно поднимает и уносит все в одну сторону. Впереди, на одном же расстоянии, убегают передовые тройки; справа, слева все белеет и мерещится. Напрасно глаз ищет нового предмета: ни столба, ни стога, ни забора – ничего не видно. Везде всё бело, бело и подвижно: то горизонт кажется необъятно-далеким, то сжатым на шаг во все стороны, то вдруг белая высокая стена вырастает справа и бежит вдоль саней, то вдруг исчезает и вырастает спереди, чтобы убегать дальше и дальше и опять исчезнуть. Посмотришь ли наверх – покажется светло в первую минуту, - кажется, сквозь туман видишь звездочки; но звездочки убегают от взора выше и выше, и только видишь снег, который мимо глаз падает на лицо и воротник шубы; небо везде одинаково светло, одинаково бело, бесцветно, однообразно и постоянно подвижно…» [5, с. 26-27].
Метель не только изменяет пространство вокруг героя, но и полностью заполняет его собой. Невольно возникает состояние, которое способствует обращению взора внутрь себя, концентрации внимания на психических процессах. Метель – идеальное пространство для возникновения сновидений. В психике человека во время сна смешиваются реальные образы сознания и воображаемые бессознательного, грёзы и реальность, физические ощущения и иллюзии восприятия.
Сон героя как рассуждение о смерти
Особое пространство метели становится для Л. Н. Толстого полем и фоном для соприкосновения с архиважной для него темой – темой смерти, которая красной нитью проходит через всё творчество писателя. Ведь для него путь к смерти – это путь к спасению души. Описание сновидения рассказчика – центральный эпизод, произошедший с ним в метели. Толстого интересуют процессы и механизмы сновидений. Взаимодействие чувств и мыслей, реального и давно вытесненного материала, сознания и бессознательного автор мастерски изображает в тексте «Метели». Изображение механизмов работы сновидения, которые З. Фрейд подробно опишет в научном труде «Толкование сновидений» только в начале двадцатого века, в 1900 году, Л. Н. Толстой показал почти за полвека до этого, с помощью силы художественного слова.
Настоящим открытием Толстого можно считать описание во сне процессов функционирования психики, связанных с «запретной» на уровне сознания темой – темой смерти. Метель актуализирует страх смерти у человека, попавшего в её плен. Скрытый в глубинах бессознательного, он проявляет себя в сновидении. Психика использует для этого детско- юношеские воспоминания сновидца. Стимулом для оживления этих воспоминаний являются чувства и переживания, полученные в настоящий момент и похожие по своему характеру на эмоции прошлого. Л. Н. Толстой не сомневается в том, что между сновидениями и реальностью, а также – с воспоминаниями, есть связь. З. Фрейд обращал внимание на то, что образы реальности, которые сознание запечатлевает в моменты сильных переживаний, в эмоционально похожих ситуациях могут вновь возникнуть в сознании человека. Он называл этот процесс возвращением вытесненного материала. Именно эти механизмы возвращения вытесненного в бессознательное травматичного материала своего героя Л.Н. Толстой блестяще использует при описании сновидения.
Герою-рассказчику легче соприкоснуться с темой смерти во сне. Страх смерти не проявляет себя на уровне сознания. Не осознается им во время блуждания по степи в метель. Но импульс запущен, и в сновидении он находит свое отражение. Об этом напрямую говорит содержание его сновидения. Ему снится событие его ранней юности, которое происходило в его реальной жизни, и давно забытое им (Фрейд называл такие сновидения гипермнестическими). Тогда, жарким летним днем он стал свидетелем случайной смерти человека, который захотел искупаться в пруду и утонул. Этот эпизод, случившийся когда-то с прохожим мужиком, был воспроизведен его психикой в сновидении. И он снова ясно видит, как дворовые мужики, которыми командует буфетчик Федор Филиппыч, вытаскивают из пруда труп утопленника. Л.Н. Толстой показывает, задолго до Фрейда, что у сновидения есть свои движущие силы, и определенная направленность. Это не просто случайный и бессмысленный набор образов и событий. На примере сна рассказчика во время метели он демонстрирует работу психики посредством сновидения со страхом смерти. Он показывает, как во внутреннем поле психики смешиваются реальные впечатления, сохраненные памятью, звуки текущего момента, образы, созданные воображением. Фактически это описание работы сновидения. Видимая хаотичность только кажущаяся. Много позже З. Фрейд обоснует в своей теории исключительную ценность сновидений как полноправных психических феноменов. При этом движущей силой каждого сновидения он назвал стремящееся к удовлетворению желание. Можно предположить, что сновидением рассказчика двигало желание разобраться со страхом смерти, который подавлялся сознанием во время бодрствования. Но во сне сила механизмов цензуры психики ослабевает, и вытесненный страх стал доступен для психической работы с ним. Для этого память предоставила необходимое событие из прошлого сновидца.
Процессы сновидения
В тексте «Метели» мы можем видеть описание почти всех механизмов работы сновидения, сформулированных З. Фрейдом в работе «Толкование сновидений». Именно в этом фундаментальном труде мы встречаем знаменитое изречение Фрейда относительно снов: «Толкование же сновидений есть via regia (царская дорога – лат.) к познанию бессознательного в душевной жизни» [6, с. 480].
З. Фрейд утверждал, что любая психическая деятельность вызывается желанием, в том числе и сновидение. Образование сновидений относится к системе бессознательного. И в то же время, оно вынуждено соприкасаться с мыслями, относящимися к системе предсознательного. «Говоря о желании сновидения, мы увидим, однако, что движущая сила сновидения исходит из системы бессознательного» [6, с. 424]. Но сновидение всякий раз пробуждает к деятельности силу предсознательного. Психический процесс, способствующий проявлению страха, может быть также осуществлением желания [6, c. 455]. Но желание относится к системе бессознательного, а система предсознательного отвергла это желание и подавила его. Фрейд утверждает: страх в сновидении есть проблема страха, а не проблема сновидения. Страх есть «противоположность непосредственного ощущения удовлетворения».
Страх смерти сновидца в рассказе Л.Н. Толстого, в обычной жизни обитающий в глубинах бессознательного, пробуждается благодаря метели, и дает о себе знать во сне, когда цензура сознания ослабевает. Процесс переработки скрытого содержания сновидения в явное Фрейд называет работой сна. Им описываются два способа психики справиться со страхом: первичный и вторичный процессы сновидения. Первичный процесс сводится к вытеснению как способу ухода от неприятных воспоминаний. «Деятельность второй системы… находит возможность так связать неприятное воспоминание, что оно не вызовет неприятные ощущения» [6, с.473].
Л.Н. Толстой демонстрирует работу вторичного процесса сновидения в борьбе со страхом смерти. Примечательно, что для рассказчика тема смерти сопряжена с желанием неосуществлённого когда-то геройства, мужественного поступка на глазах у всех. « - Где же, где он утонул? – все спрашиваю я, желая броситься туда и сделать что-нибудь необыкновенное» [5, c. 30]. Тогда, в юности, это желание так и осталось неудовлетворенным. Сновидение с точностью воспроизводит это желание. Это желание и эта связка со страхом смерти настолько стойкая, что и в реальности дает о себе знать. В метели, вместе с актуализацией страха смерти, возродилось и это желание, которое рассказчик в полудрёме отследил у себя: «Признаюсь, хотя я и боялся немного, желание, чтобы с нами случилось что-нибудь необыкновенное, несколько трагическое, было во мне сильней маленькой боязни. Мне казалось, что было бы недурно, если бы к утру в какую-нибудь далекую, неизвестную деревню лошади бы уж сами привезли нас полузамерзлых, чтобы некоторые даже замерзли совершенно» [5, c. 37]. Возможно, желание геройства у рассказчика в связке с феноменом смерти – это на самом деле желание победы над смертью, ведь возникает оно у него только тогда, когда есть факт чьей-то смерти или опасность умереть самому. Страх смерти связан с желанием победить смерть через демонстрацию чего-то необыкновенного, которое нейтрализует силу этого страха.
Наглядно представлены Л.Н. Толстым и другие процессы работы сновидения, подробно описанные З. Фрейдом: смещение и сгущение. Так, механизм смещения в сновидении мы можем наблюдать на примере страха смерти. Вызванный метелью из бессознательного, и подавляемый цензурой предсознательного в реальности, он все-таки появляется в сновидении, но оказывается перемещён благодаря воспоминанию юности на другого человека – прохожего мужика, который утонул в пруду. Труп мужика вытаскивают неводом из воды. При этом у сновидца страха как такового не возникает. Это скорее недоумение: «И вот я вижу мою добрую старушку тетушку в шелковом платье, вижу ее лиловый зонтик с бахромой, который почему-то так несообразен с этой ужасной по своей простоте картиной смерти, лицо, готовое сию минуту расплакаться» [5, с. 32].
Сгущение как механизм ярко изображен во второй части сновидения, которая случилась после пробуждения рассказчика. Он слышит голос своего ямщика, который договаривается с Игнатом – ямщиком почтовой тройки, чтобы тот забрал его седока (героя-рассказчика) в свою тройку. Рассказчик пересаживается в другие сани, тройка трогается с места, и вскоре он опять засыпает. Сон продолжается. Но если в первой части сна было воспоминание детства, связанное с фактом смерти, то здесь страх смерти обращен уже непосредственно на рассказчика, и больше связан с настоящим моментом: «Старичок вскакивает верхом, размахивает локтями, и хочет ускакать, но не может сдвинуться с места; мой старый ямщик, с большой шапкой, бросается на него, стаскивает на землю и топчет в снегу. «Ты колдун, - кричит он, - ты ругатель! Будем плутать вместе». Но старичок пробивает головой сугроб: он не столько старичок, сколько заяц, и скачет прочь от нас. Все собаки скачут за ним. Советчик, который есть Федор Филиппыч, говорит, чтобы все сели кружком, что ничего, ежели нас занесет снегом: нам будет тепло» [5, c. 38].
З. Фрейд объясняет механизм процесса сгущения таким образом: «интенсивности отдельных представлений переходят с одного представления так, что в результате образуются представления, обладающие чрезвычайно высокой интенсивностью … Это и есть процесс сгущения» [6, c. 467]. Старичок одновременно является и зайцем (на Руси было поверье - встретить в дороге зайца – плохая примета, к несчастью). Советчик, который ехал рядом с кучером, и старый буфетчик Федор Филиппыч из первой части сна, оказывается одним лицом. Это примеры сгущения сновидения. Дальше страх смерти изображается явно: «Я делаю себе комнатку и хочу войти в нее; но Федор Филиппыч, который видел в погребце мои деньги, говорит: «Стой! Давай деньги. Все одно умирать!» - и хватает меня за ногу. Я отдаю деньги, и прошу только, чтоб меня отпустили; но они не верят, что это все мои деньги, и хотят меня убить. Я схватываю руку старичка и с невыразимым наслаждением начинаю ее целовать … Я снова схватываю его руку и начинаю целовать ее, но старичок не старичок, а утопленник … » [5, c. 38-39]. И снова пример сгущения – старичок становится утопленником из первой части сна, навеянного воспоминанием юности. Старичок и утопленник - одно лицо.
В этом небольшом отрывке сна Л.Н. Толстой продемонстрировал работу смещения, трижды - сгущения сновидения, а также ту работу сновидения в борьбе со страхом, которую З. Фрейд называет «обходным путем» или вторичным процессом пси-системы. Этот вторичный процесс происходит посредством связывания неприятного ощущения (страха смерти) таким образом, что оно не вызывает отрицательных эмоций, будучи нивелированным в этой связке. В первой части сновидения страх смерти, ассоциированный с утопленником, был связан с желанием совершить геройский поступок. А во второй его части страх быть убитым оказался компенсирован наслаждением от целования руки старичка. Фрейд подчеркивает, что действия персонажей сна могут быть при этом алогичными, ведь главная цель – ликвидация напряжения.
И даже фрейдовский постулат о том, что любая психическая деятельность вызывается желанием, также находит свое подтверждение в толстовской «Метели». Герой-повествователь мёрзнет, ему холодно, у него мёрзнут ноги, лицо, снег задувает за воротник. Кроме того, хоть он и не допускает мысли о смерти в своё сознание, но подсознательно ему страшно, что они могут пропасть в метели, заплутать и замёрзнуть. И тогда психика осуществляет его желания. Во-первых, сон реализует его желание согреться – ему снится эпизод его юности, который происходил в жаркий июльский день. Второе желание – преодолеть страх смерти - возможно исполнить при наличии факта смерти. В тайниках его бессознательного есть воспоминание об утопленнике, которое успешно реализуется в сновидении. Страх смерти, связанный с этим фактом теряет свою интенсивность благодаря тому, что юноша в том летнем воспоминании мечтает совершить что-то героическое в этот момент. Он хочет, чтобы все увидели его поступок и восхитились им. Он собирается нырнуть и вытащить утопленника из воды, но не делает этого, так как плохо плавает. Но возникшее приподнятое чувство при этом как будто «смазывает» страх, уменьшает напряжение. По З. Фрейду, страх есть «противоположность непосредственного ощущения удовлетворения» [6, c. 472]. А поскольку бессознательное всегда стремится к получению удовольствия/удовлетворения, то оно находит способы нейтрализовать неудовольствие. Фрейд подчеркивает, что выражение желаний продуцируют первичные психические процессы. Первичные процессы могут только желать. А деятельность вторичных процессов занимается связыванием неприятных воспоминаний, чтобы оно не вызывало неприятных ощущений. «Это и есть ключ ко всему учению об оттеснении, что вторая система может лишь в том случае укрепить представление, если она способна парализовать исходящее от него развитие неприятного ощущения», - утверждает З. Фрейд.
«Бессознательное – это большой круг, включающий в себя меньший сознательного; все сознательное имеет предварительную бессознательную стадию, между тем как бессознательное может остаться на этой стадии и все же претендовать на полную ценность психического действия. Бессознательное – есть истинно реальное психическое…» [6, c. 483]. Через всю работу красной нитью проходит мысль Фрейда о важности и ценности бессознательной части психики для человека, о её огромном влиянии на чувства, поступки, выборы, и в целом на судьбу. Он утверждает – человек настолько управляет своей жизнью, насколько осознает содержание своего бессознательного.
Заключение
Природа метели, её символизм и метафоричность очень схожи с бессознательным. И личным, и коллективным. Она также неочевидна, непостижима, хаотична, непредсказуема и живет по своим природным законам. И как фон, и как главное действующее лицо, метель – живая, одушевленная. Так же, как у бессознательного, у нее есть свои движущие силы, процессы и закономерности. Как и в бессознательном, в ней есть, и она может проявлять, и влечение к жизни, и влечение к смерти. Так же, как и бессознательное, она может погрузить человека в сон. И так же, как в бессознательном, в ней нет ни времени, ни пространства. Наконец, так же, как и в бессознательном, человек может потерять себя в метели.
Поэтому так органично воспринимается повествование без сюжета, без ярких персонажей и запоминающихся образов. Работа метели-бессознательного в виде сновидений, полудремы, физических и психических ощущений, фантазий и наблюдений – и есть самая ценная составляющая рассказа.
Л. Н. Толстой не интерпретирует те психические феномены, которые подробно описывает у героя-рассказчика на фоне разбушевавшейся метели. Это обстоятельство, а также отсутствие имени рассказчика (повествование ведется от первого лица) дает возможность читателю, присоединяясь к герою и событиям, прожить их, прочувствовать, поразмышлять, и получить свой терапевтичеcкий эффект от произведения.
Литература
1. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1- 4. М.: Русский язык, 1978. Т. 2. И-О., 1979, 779 с.
2. Нагина К. А., Кухтина Н.И. Пространство подсознательного в творчестве Л. Н. Толстого: сновидения в метель. https://cyberleninka.ru/article/n/prostranstvo-podsoznatelnogo-v-tvorchestve-l-tolstogo-snovideniya-v-metel/viewer
3. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1989, 924 с.
4. «Русское обозрение», 1894, № 12, стр. 583
5. Толстой Л. Н. Метель. Рассказ. Л. Н. Толстой. Смерть Ивана Ильича. Повести и рассказы. Ленинград, «Художественная литература», Ленинградское отделение, 1983, стр. 17-43.
6. Фрейд З. Толкование сновидений. Сон и сновидения. М, Олимп, ООО «Издательство АСТ-ЛТД», 1997, 544 с.
Анна Денисова - кандидат психологических наук, действительный член ОППЛ, г. Анапа