Работая с психологической проблемой или травмой, психологи, как правило, выходят на детские травмы клиента, послужившие первопричиной проблемы, с которой он обратился к специалисту.
Лиз Бурбо выделяет пять основных детских травм, полученных в раннем возрасте, которые проявляются в пяти соответствующих «масках» и актуализируют ряд страхов. Также она пишет о соответствующем проявлении детских травм в теле как в виде конституции – строения тела, так и в виде психосоматических заболеваний.
Пять детских травм по Лиз Бурбо: травма отверженности (маска «беглеца»), травма покинутости (маска «зависимого»), травма униженности (маска «мазохиста»), травма предательства (маска «контролера»), травма несправедливости (маска «ригидности»).
Лиз Бурбо пишет: «Большинство детей переживают четыре следующих этапа:
1-й этап — познание радости существования, бытия самим собой;
2-й этап — страдание от того, что быть самим собой нельзя;
3-й этап — период кризиса, бунт;
4-й этап — чтобы избежать страданий, ребенок уступает и в конце концов строит из себя новую личность, соответствующую тому, чего хотят от него взрослые.
Некоторые люди увязают в третьем этапе и всю свою жизнь постоянно находятся в состоянии противодействия, гнева, или кризиса. На протяжении третьего и четвертого этапов мы и создаем в себе новые личности, маски — несколько масок, которые служат нам для защиты от боли, испытанной на втором этапе».
Согласно Лиз Бурбо эти маски – это сформировавшиеся личности (их можно считать субличностями по Ассаджиоли). Эти субличности проявляются в теле определенным образом.
Маска беглеца выглядит так: «Ягодицы, груди, подбородок, лодыжки намного меньше икр, впадины в области спины, грудной клетки, живота и т. п.), Увидев, как держится такой человек (плечи сдвинуты вперед, руки обычно прижаты к корпусу и т.п.), мы говорим, что его тело скрючено. Создается впечатление, что что-то блокирует рост тела или отдельных его частей; или как будто одни части тела отличаются от других по возрасту; а некоторые люди вообще выглядят как взрослые в детском теле». Поведение человека с травмой отвергнутости вызывает жалость. Эти люди сбегают из ситуаций, где, как им кажется, они «никто» или «ничто» и эти два универсальных количественных они достаточно часто употребляют в речи. Эти слова будут звучать во внутреннем диалоге, «выпущенном наружу» при проработке травмы: «я никто», «они считают меня никем», «я ничто, я никому не нужен», «что бы я не делал, мне ничто не поможет», «меня ничто не может спасти» и т.д. Также человек с травмой отвергнутости часто использует слова «исчезать», «пропадать», «не существует». У них часто возникают проблемы с кожей разного характера, но довольно заметные. Они как будто «отталкивают от себя внешний мир». «Чем глубже травма отвергнутого, тем сильнее притягивает он к себе обстоятельства, в которых оказывается отвергнутым или сам отвергает», - замечает автор этой теории. Это травма на уровне первого уровня коммуникации или первой чакры, если использовать индийскую теорию чакр – энергетических центров человека как систему описания.
У людей с травмой отвергнутости, которая возникает на самых ранних периодах жизни (часто от нуля до одного года), достаточно часто в стрессовых ситуациях могут возникать приступы паники и оцепенения, которые позже могут перейти в том числе в панические атаки. Именно «беглецы» чаще всего страдают от анорексии, они чаще других людей имеют пристрастие к наркотикам и алкоголю. Когда у них случается стресс или наступает «тяжелый» период жизни, они могут реагировать диареей или сердечной аритмией. При этом аритмия может закрепиться, стать привычным состоянием. Когда они описывают свои симптомы на приеме у врача или психолога, они часто говорят «сердце дрожит как заячий хвост, а потом как будто пропадает». Убежденность в собственной никчемности и ненужности, подавленная ненависть к родителю своего пола, как пишет Лиз Бурбо, может привести к онкологии. Так же у «беглецов» часто возникают во время паники проблемы с дыханием: «не могу вдохнуть», аллергия, рвота («меня тошнит от…»), головокружение, обморок, сахарный диабет, депрессия. И если жизненные события складываются особенно неблагоприятно, то маниакально-депрессивное состояние, вплоть до психоза. Также «беглецам» свойственно стремиться «быть как кто-то». Они настолько не принимают себя такими, какие они есть, что пытаются «перевоплотиться» в кого-то другого. Это может быть известный актер или актриса, например. «Беглецы» начинают проявлять сходство в поведении, манере говорить, одежде кумира. Именно у «беглецов» чаще всего наблюдаются суицидальные наклонности.
Перерабатывая травму, мы можем по цепочке дойти до первого травматического эпизода, и клиент вспомнит первую ситуацию непринятия его родителем своего пола, свою нежеланность как ребенка. Может вспомнить, как мать или отец (родитель его пола) смотрит на него с отвращением. И более поздние ситуации, когда это отвращение он присвоил, и сам стал к себе так относиться.
Маска зависимого, согласно Лиз Бурбо выглядит так: «Длинный, тонкий, обвисший корпус указывает на сильную травму покинутого. Мышечная система недоразвита; со стороны кажется, что она не может удержать тело в вертикальном положении, что человек нуждается в помощи... расположение некоторых частей тела ниже нормального. Иногда искривлена спина, словно позвоночник не в состоянии удержать ее в выпрямленном состоянии. Свисающими, дряблыми выглядят и другие части тела — плечи, груди, ягодицы, щеки, живот, мошонка у мужчин и т. д. Как видишь, самый впечатляющий признак зависимого — сильно пониженный тонус мышц и всего тела. Как только ты видишь вялую, расслабленную часть тела, можешь быть уверен, что человек носит маску зависимого, за которой скрывается травма покинутого существа». У людей с травмой покинутости достаточно часто большие, печальные глаза, взгляд, от которого невозможно оторваться. Зависимый уверен, что сам не может с чем-то справиться, ему постоянно необходима помощь другого. Часто это болезненный в детстве ребенок, болезни которого усугубляются, когда рождается младший брат или сестра и мама переключается на новорожденного. Эта травма формируется обычно у ребенка в возрасте от одного до трех лет. Травма покинутости может сочетаться с травмой отвергнутости, это происходит, когда оба родителя не могут уделить достаточно любви ребенку. Тогда в телосложении будут проявляться признаки обеих травм. Ребенок с маской зависимого постоянно должен быть уверен, что кто-то выручит его из беды, только тогда он будет спокоен. Человек с травмой покинутого часто выбирает позицию жертвы, у него быстро формируется синдром выученной беспомощности, если он попадает в чрезвычайную ситуацию, и кто-то начинает ему оказывать помощь. Люди с травмой покинутости часто звонят на горячую линию, чтобы получить слова поддержки. Лиз Бурбо замечает, что «поддержка со стороны других людей является той формой помощи, в которой зависимый испытывает самую острую потребность». В быту «зависимому» просто необходимо, чтобы, когда он что-то делает (варит борщ, убирает квартиру), кто-то находился рядом: «просто посиди со мной». Достаточно часто люди с травмой покинутости обращаются за советом, помощью. За этим стоит страх, что если поступить самостоятельно, то станешь не нужен, тебя бросят, наступит одиночество – главный страх зависимого. Такие люди боятся уехать в отпуск, потому что они при этом должны оставить (покинуть) дом, работу, друзей, и могут стать ненужными. По возвращении могут обойтись без них.
Во внутреннем диалоге у человека с травмой покинутости звучат слова «я один», «совсем один», «одиночество», «меня оставили», «меня покинули», «я больше не нужен», «меня бросили в тяжелую минуту», «Господь покинул меня». Именно эти слова начинает проговаривать клиент с травмой покинутости, когда мы снимаем травму и предлагаем ему выпустить из себя те мысли, которые ему приходят при контакте с травматическим эпизодом. Они легко начинают плакать на психотерапии и обвинять других в своих горестях. В местах, где много людей, люди с травмой покинутости стремятся привлечь к себе внимание. Манерой одеваться, каким-то действием, иногда особой услужливость, особым вниманием к другим. Во время перерыва они подходят, чтобы что-то спросить или чем-то угостить. Тема трансферных отношений во время психотерапии чаще всего возникает именно у зависимого.
Наиболее часто встречающиеся страхи – это агорафобия – страх скопления людей, боязнь толпы или наоборот страх пройти по безлюдной улице или большой пустынной площади без провожатых. Зависимые также страдают от сахарного диабета, если они недоедают, то набирают вес и наоборот они не набирают вес, когда едят много. Булимия может развиваться у людей с травмой покинутости. У них часто бывает потребность в большом количестве секса, и они могут делать вид, что не знают о любовнике или любовнице супруги или супруга из страха, что их бросят, если ситуация любовного треугольника будет озвучена. Они как-бы «не видят» что происходит в их жизни и близорукость уже не метафорическая, а реальная является достаточно частой проблемой человека с травмой покинутости. Также их часто беспокоят боли в спине, проблемы с поджелудочной железой и бронхиальная астма, надпочечники, мигрени, редкие заболевания, или «неизлечимые» заболевания, которые встречаются у малого количества людей (как возможность привязать к себе кого-то и уже точно не быть покинутым до самой смерти). Если у них возникает крайне тяжелая жизненная ситуация, они впадают в истерию.
Через неделю мы продолжим разговор о детских травмах и защитных масках в классификации Лиз Бурбо и их лингвистических проявлениях.
Инна Силенок - главный редактор, психолог, президент МОО РПП, член Союза писателей России, психотерапевт Европейского и Всемирного реестров, Мастер-тренер НЛП, эриксонианский гипнотерапевт, г. Краснодар.